Сотворение мифа

Результатом этих трудов стало знакомство образованной верхушки древнерусского общества с византийской историософией и эсхатологией. Их краеугольным камнем было представление о translatio imperii — переходе власти над миром от царства к царству. Ромейская империя наследовала великим державам прошлого: Вавилонской, Мидийско-Персидской, Македонской, Римской. В конце времён последний василевс ромеев — хранитель единственного в мире православного царства — должен был передать свою священную власть самому Христу, который, по преданию, войдёт во «второй Рим» через его Золотые ворота.

И хотя историософская доктрина греков ничего не говорила о причастности других народов к истории спасения, она «содержала общие принципы христианской философии истории и готовые формулы для встраивания частной истории в глобальный исторический процесс. Вот этот методологический каркас и был бесценной находкой берестовских книжников»[187]

. Переводческая деятельность стала настоящей школой умственного возмужания.

На рубеже 1030–1040-х годов Иларион пишет «Слово о законе и благодати»[188] — первый литературный опыт пробуждающейся русской мысли. Богословское по форме, сочинение это насыщено философско-исторической проблематикой. Иларион размышлял над закономерностями исторического развития человечества и судьбами Русской земли. Его интересовало, вершится ли Божий замысел о мире через историю «избранного» народа, или же суть вселенской истории состоит в том, что благодать Господня изливается на все народы и страны; обречена ли Русь на пассивное восприятие христианской проповеди со стороны греков, или русские люди — свободные творцы истории; как русские христиане должны относиться к языческому прошлому своей страны?

Никогда раньше идея равенства народов не звучала с такой ясностью и такой силой.

Согласно Илариону, народы проходят в своём развитии через два состояния: «идольского мрака» (эра закона) и богопознания (эра благодати). Первое состояние — это рабство у природы, блуждание во тьме, неосознанность исторического бытия. Переход из «идольского мрака» в эру благодати знаменует вступление народа в пору исторической зрелости, раскрытия всей полноты исторических сил, свободного и уверенного созидания будущего. С этого момента национальная история вливается в мировой исторический поток.

Обращение русских людей в христианство было предначертано в божественном плане мировой истории: «Сбылось на нас сказанное о язычниках: „Обнажит Господь святую мышцу свою пред <глазами> всех народов; и все концы земли увидят спасение Бога нашего“», — подчёркивает Иларион. Поэтому языческое прошлое подлежит не осуждению и забвению, но — спасительному исцелению. Крещение Руси не разрывает, а скрепляет связь времён, бросая провиденциальный свет на пройденный путь, который теперь получает своё историческое оправдание. Языческая старина лучшими своими сторонами врастает в приближающийся век благодати. В могуществе Руси, в величии деяний предков Иларион видит залог благодатного преображения Русской земли.

Каждая страница «Слова» мощно утверждала право Русской земли на самостоятельное историческое бытие. Это было настоящим рождением «русской идеи» в виде доктрины государственно-церковной независимости и исторического оптимизма[189].

Прямых учеников у Илариона, судя по всему, не было. Его идеи были подхвачены во второй половине XI века монахами Печерского монастыря, среди которых находился пожелавший остаться безымянным автор «Повести временных лет».

К тому времени пустынный холм под Берестовом превратился в многолюдную обитель, центр духовного просвещения и книжного дела. Второй игумен монастыря преподобный Феодосий (1057–1074) коренным образом преобразовал его устройство, поставив над пещерами кельи и окружив их тыном. При нём был введён Студийский (общежительный) устав. Духовный авторитет обители начал оказывать влияние на княжескую власть, вынуждая её действовать с оглядкой на нравственный суд печерских подвижников.

«Повесть временных лет» создавалась как историческая иллюстрация к «Слову» Илариона. Она разрабатывала те же самые темы (история вхождения Руси в круг христианских народов, предуготованность Русской земли к крещению, ограниченность языческой доблести первых русских князей, лишь слепо влекомых по предначертанному Провидением пути и т. д.), сохраняла содержательно-стилистическую перекличку[190] и была заключена в те же временные рамки — повествование завершалось кончиной князя Владимира и похвальным словом крестителю Русской земли. События в «Повести» не были датированы, в ней отсутствовали варяги, призвание Рюрика, путешествие на Русь апостола Андрея, тексты договоров с греками, а известия о князе Олеге не упоминали о какой-либо его связи с Игорем.