Сотворение жизни. Поиск своего пути

Но такая открытость очень трудна, поскольку наше Эго, испытывая тревогу, стремится оградить границы души и установить контроль. Убедиться в том, насколько трудно оставаться открытым для двусмысленности, которой требует тайна, можно на примере интервью одного из религиозных лидеров, который с помощью своих соратников очистил кафедры и многие духовные семинарии от преподавателей. Любой человек, который хоть на малость был близок к Священному Писанию, вызывал у него невыносимое беспокойство. Попытавшись оправдать свои действия, он рассуждал об авторитете:

Если Бог есть и этот Бог любит человека, он откроет себя. Если Он – Бог, Он может наиточнейшим образом раскрыться. Если вы не можете положиться на это наиточнейшее откровение Бога, то вам вообще не на что положиться.[57]

Эта цепочка рассуждений на первый взгляд соблазнительна. Но по сути, повторяет аргумент, связанный с понятием Big Guy, означающим величие одного явления по отношению к другому. «Эй, Бог – Big Guy или нет?» (То есть: всемогущ или нет?) И первая мысль, которая приходит в голову: «Ага, Бог, должно быть, действительно Big Guy».

А раз так, то Он может всё, верно? Помимо всех предположений, обозначенных повторяющимися «если», обратите внимание на то, как этот якобы благочестивый человек без проблем разграничивает Бесконечное. Бог, который есть Бог, не обязан ничего и никому открывать, даже лидеру религиозного культа, пусть за ним и стоит множество людей. Природа божественного вполне может быть Deus absconditus, Бог сокровенный, о чем свидетельствуют некоторые богословы. Но как можно оспаривать, что Big Guy может раскрыть себя наиточнейшим образом? Можем ли мы представить себе Его тем, кто с трудом выражает свои мысли и понимает, что в нём сомневаются? При этом ничего не говорится о нашей ограниченной способности постичь всемогущего Бога, о том, что разумные и добросовестные люди имеют разный опыт и приходят к разным выводам. Или о том, что подобное откровение может всегда лежать за пределами наших способностей к восприятию и постижению.

Так, сентенция за сентенцией, набожный верующий выстраивает свои аргументы в пользу Big Guy, заканчивая, по сути, словами: «Если Он не таков, то на что можно положиться?» Позже в интервью этот религиозный лидер говорит: «Либо вы верите Библии от корки до корки, либо нет». Тот факт, что за это заблуждение «или-или» можно было бы провалить зачёт по логике на первом курсе, похоже, его не беспокоит. Как можно полностью игнорировать метафорический характер высказываний, например, делая вывод, что когда псалмопевец говорит, что холмы хлопали в ладоши от радости, из склонов Иудеи действительно выросли некие придатки? Неужели нужно игнорировать весомость науки, накопленной за последние два столетия? Что вообще значит «верить» Библии? Что её многочисленные противоречия и двусмысленности проистекают из желания Big Guy запутать своих последователей?

То, что притворяется логикой, на самом деле является рационализированной защитой от тревоги. Разум может быть использован для оправдания любого преступления, и обычно так и происходит. Он может создавать самореферентные системы, которые, будучи замкнутыми, а не открытыми, способны только воспроизводить себя. Эго поступает мудро, когда в поисках собственного подкрепления и в угоду снижению тревоги превращается в закрытую систему, которая вечно оправдывает себя, а не изменяет.

Можно привести ещё один пример, далёкий от семинарских войн. Однажды мне довелось вести долгую дискуссию с академическими умами одного престижного американского университета о ценности изучения временны́х видов искусства в стенах университета. Комитет путал временно́е искусство с пространственным и утверждал, что их превосходный факультет и без того обладает всем необходимым и не нуждается в советах. Я ответил: «Проблема академического мира в том, что он ставит в привилегированное положение свой собственный опыт, исключая опыт других людей, и это всегда заканчивается тем, что он служит только себе, а не способствует серьёзному поиску тайны».