Соверен

За спиной моей раздался угодливый смех жителей Йорка. Вспомнив данные мне наставления, я поднял голову. Теперь, когда король удостоил меня заметить, я имел на это право.

Король был так высок, что мне пришлось вытянуть шею, дабы рассмотреть его лицо под усеянной драгоценными камнями шляпой. Я увидел багровые, отвислые щеки, рыжеватую седеющую бороду, маленький, плотно сжатый рот и крючковатый нос внушительных размеров. Глубоко посаженные, устремленные прямо на меня глаза короля показались мне точной копией глаз Редвинтера; такие же маленькие, голубые, исполненные ледяной жестокости.

С содроганием я осознал, что королю известно, кто я такой, известно, что я не сумел сохранить важные документы. Он едва заметно кивнул мне головой, уголки его рта тронуло подобие улыбки. Затем он повернулся и, тяжело опираясь на палку, похромал к своей лошади. Я поймал на себе любопытный взгляд королевы Кэтрин. Пухленькое ее личико сияло молодостью и свежестью, однако она вряд ли могла претендовать на звание красавицы. Она слегка нахмурилась, словно грубость царственного супруга пришлась ей не по душе. Минуту спустя она тоже направилась к своей кобыле. До слуха моего долетел какой-то шум — это жители Йорка разом встали с колен.

Я наклонился, чтобы поднять перо и шляпу. Страх и обида, пережитые мною, были так велики, что я действовал словно во сне. Внезапно кишки мои пронзила боль, такая сильная, что я замер на месте, не в силах пошевелиться. Попытавшись отыскать глазами Джайлса, я убедился, что он уже далеко; голова его возвышалась над толпой. Озираясь по сторонам, я натыкался на презрительные и насмешливые взгляды. Лишь на лице рикордера Танкерда застыло смущенное выражение. Я схватил его за руку повыше локтя.

— Брат Танкерд, где здесь нужник? — прошептал я, залившись краской.

Он указал рукой на равнину, где стояло странное приземистое сооружение, которое я заметил прежде.

— Вон там.

Тут только я догадался о значении планок с круглыми отверстиями.

— Вам лучше поспешить, — предупредил меня Танкерд. — Доброй половине советников тоже понадобилось это заведение.

В самом деле, через поле брели, спотыкаясь, несколько человек, облаченных в унылые коричневые мантии. Я припустил вслед за ними; новый взрыв смеха, раздавшийся мне вслед, заставил мои уши вспыхнуть. Кто-то из советников издал жалобный стон, свидетельствующий о том, что ему не удалось достичь нужника своевременно.

Я вернулся в город вместе с жителями Йорка, следуя за королевским кортежем и охраной, впереди огромной шумной толпы; я ощущал, что толпа эта, подобно огромному чудовищу из Книги Иова, готова меня раздавить. Грубая шутка короля обернулась для меня настоящим бедствием; я уже не мог найти спасения от всеобщего, далеко не сочувственного любопытства.

Миновав ворота Фулфорд, мы оказались на городских улицах. На мостовых толпились зеваки, сдерживаемые солдатами. Появление короля было встречено приветственными возгласами, впрочем, отнюдь не слишком громкими и дружными. Я озирался по сторонам, надеясь увидеть Барака и Тамазин, но их нигде не было. Насколько я знал, во время следующей торжественной церемонии перед королем должны были предстать участники восстания 1536 года, которым сохранили жизнь из политических соображений. Но прежде король намеревался присутствовать на службе в кафедральном соборе; по окончании службы раскаявшимся заговорщикам вменялось в обязанность подползти к монарху на животе.

Мне хотелось одного — отделаться от назойливого внимания, и потому, воспользовавшись первой брешью в оцеплении, я свернул на боковую улицу и направился в аббатство Святой Марии. Мысль о том, что слухи о сегодняшнем происшествии дойдут до Линкольнс-Инна, доставляла мне множество терзаний; как известно, стряпчие — большие охотники до сплетен. В том, что тягостные воспоминания о сегодняшнем дне будут преследовать меня до конца жизни, можно было не сомневаться. На душе было так тяжело, что я и думать забыл об угрожавшей мне опасности.

Подойдя к церкви, я, даже не приласкав Предка на прощание, передал его конюху и побрел восвояси. Джайлс оставил меня в тяжелую минуту, и это обстоятельство отнюдь не улучшало моего настроения. Мне казалось, будь он рядом, скажи мне несколько слов в поддержку, унижение мое не было бы столь уж тягостным. Я замедлил шаг, сознавая, что мне необходимо отвлечься от грустных размышлений; если я сейчас окажусь в своей каморке наедине с собственной обидой, это может привести к самым удручающим последствиям. Поколебавшись немного, я решил навестить Бродерика; мрачная обстановка тюрьмы вполне соответствовала моему расположению духа.

Стражник отдал мне салют, на который я ответил коротким кивком. Редвинтер, сидя в коридоре у дверей камеры, читал «Покорность истинного христианина», книгу, в которой утверждалось, что король является наместником Бога на земле. Вид он имел столь же надменный и самоуверенный, как и всегда; борода, и без того холеная, была недавно подстрижена цирюльником.

— Как прошла церемония? — осведомился он.