Соверен

— Однако законники в большинстве своем поступают именно так. Принципы хороши лишь до той поры, пока они не противоречат благоразумию, Мэтью. К тому же вы окажете своим клиентам добрую услугу, посоветовав не тратить времени и денег на тяжбу, исход которой предрешен заранее. Почему вы так упорствуете, друг мой? Лишь потому, что вам не по душе этот человек, Билкнэп, поставивший закон на службу собственной выгоде? Но закон всегда служил чьей-либо выгоде и будет служить ей до скончания веков.

— Да почему вы решили, что исход тяжбы предрешен заранее? — пожал я плечами. — Будь это так, Рич не стал бы тревожиться и преследовать меня угрозами. Нет, он опасается, что я выиграю дело. Значит, до сей поры он не сумел подкупить никого из судей канцлерского суда. Полагаю, судьи понимают, что справедливость на нашей стороне, и не желают рисковать своей репутацией, принимая решение, заведомо противоречащее закону.

— Возможно, вы правы. Но даже если победа останется за вами, король может заставить парламент принять акт, отменяющий неугодный ему закон. Король привык получать все, что пожелает, и для достижения своей цели не брезгует никакими средствами.

— Пусть будет, что будет. А я буду делать то, что велит мне долг. Завтра схожу в библиотеку, посмотрю, какие постановления принимались по сходным делам. Я так давно не занимался этой тяжбой, что, возможно, сумею взглянуть на нее под другим углом.

— Боюсь, вы вступили в схватку с противником, который многократно превосходит вас силой, — покачал головой Джайлс.

— И все же я не сдамся без боя.

Некоторое время спустя я вышел из комнаты, ибо ощутил потребность посетить отхожее место. В коридоре я увидел Тамазин, которая, возможно, возвращалась именно оттуда. Она скользнула по мне холодным взглядом и неожиданно растянула губы в приветливой улыбке. Но я видел, что льдинки в ее глазах не растаяли.

— Мастер Шардлейк, я так и не удосужилась должным образом поблагодарить вас за ваши хлопоты, — пропела девушка. — Ведь благодаря вам я получила место на корабле. А мне так хочется как можно скорее оказаться в Лондоне.

— Вам следует благодарить мастера Ренна, — отрезал я. — Он заплатил за вашу каюту.

— Возможно, вы будете настолько любезны и передадите ему мою благодарность? — спросила Тамазин, взявшись за ручку двери.

«Эта особа не знает, что такое стыд, — отметил я про себя. — Может статься, это служит подтверждением ее высокого происхождения. Ведь, по слухам, при дворе принято удовлетворять собственные похоти, не обременяя себя приличиями».

— Хорошо, я поблагодарю его за вас, — кивнул я.

— Прошу вас, сэр, не держите на меня обиды, — вкрадчиво продолжала Тамазин. — Знали бы вы, как я сожалею о том, что была с вами излишне резка. Но смерть мистрис Марлин стала для меня сильным ударом… Мне трудно было поверить, что она совершила столько зла. Но я знаю, это так.

— Да, она совершила много зла. И лишь благодаря мастеру Ренну я не стал ее жертвой. Не первой жертвой, заметьте.

— Я все понимаю. И прошу вас простить меня.

— Я вовсе не сержусь на вас, Тамазин. А сейчас, простите, я должен идти.

И я двинулся по коридору, вынудив Тамазин отступить в сторону. Должно быть, девушка сделала неловкое движение, ибо она потеряла равновесие и схватилась за стену, чтобы не упасть. Какой-то предмет, который она прятала под платьем, упал на пол.

— Простите, — пробормотал я, хотя даже слегка не задел девушку. — Позвольте, я подниму.

Нагнувшись, я увидел, что на полу лежат четки, самые обычные дешевые четки, истертые от долгого употребления деревянные бусины на толстой леске.

Лицо Тамазин залилось пунцовым румянцем, когда я протянул четки ей.

— Теперь вы знаете мою тайну, сэр, — прошептала она одними губами.

Взяв четки, она зажала их в кулаке. «Должно быть, она носит их на поясе нижней юбки», — догадался я.

— А Бараку известно, что вы католичка? — спросил я, окинув взглядом коридор. — Как-то раз я спросил у него, каковы ваши религиозные убеждения. И он ответил, что у вас их попросту нет.

— Я вовсе не католичка, сэр, — заявила она, взглянув мне прямо в глаза. — Но моя старая бабушка, которая родилась и выросла задолго до реформ, с молодых лет привыкла перебирать эти четки. Она всегда говорила: они помогают ей успокоиться. И я храню их в память о ней.

— Подобные успокоительные средства ныне находятся под запретом, — отчеканил я. — И вам это прекрасно известно. Иначе вы не стали бы прятать четки.

— Да что же дурного, сэр, в том, чтобы перебирать бусины и мысленно повторять молитвы? — с вызовом произнесла Тамазин. — Я делаю это с детства, и это меня успокаивает. А вы сами знаете, сейчас мне есть о чем переживать. Я боюсь, что чужая тайна, в которую мы невольно проникли, причинит горе всем нам. И я грущу о мистрис Марлин.

Взглянув на руку Тамазин, сжимавшую четки, я заметил, что ногти ее обкусаны.

— Ну, если вы перебираете четки лишь для того, чтобы обрести душевное равновесие, в этом нет ничего страшного, — пошел я на попятный.