Совершенно не обязательные смерти

Тем временем Уна помогала Чарли складывать банки из-под пива в мусорный пакет.

– Где ты была? – спросила Кэтлин.

Я не ответила. Наверное, ждала, что Уна скажет: «Мэдлин была со мной. Это я ее увела». Или что-то в этом духе.

А потом с улицы донесся сигнал автомобиля.

За нами приехали.

Красная машина Маму мчалась через лес, и фары были единственным источником света в кромешной ночной темноте. Я снова и снова проигрывала в памяти то, что случилось на пруду. Что это значило. Что это могло значить. И что это значить не могло.

– Не спросите, где она была? – невинно поинтересовалась Кэтлин.

– Нет. Я ей не нянька, – отозвалась Маму.

Наши взгляды снова пересеклись в зеркале заднего вида: темно-серые глаза против зеленых.

Но не отказалась бы ею стать.

Дома мы молча разошлись по комнатам.

Знаю, Кэтлин считает, что я ее предала.

А меня предали собственные чувства.

Когда мы уходили, Уна даже не оглянулась.

Я не понимаю, чего она хочет. И мне от этого больно.

Если я расскажу о ней Кэтлин, сестра простит меня. Признает, что мои переживания важнее ее обиды. Но молчание затягивается.

И пропасть между нами растет.

«Втрескалась» – слишком грубое слово, но именно это со мной и случилось.

Я втрескалась в Уну, и мой мир трещит по швам.

Почему она так повела себя, когда мы вернулись? Я чувствую, как глаза наполняются слезами и тяжелые капли падают на пол чердака, сбитый из крепких сосновых досок.

Я думаю о Маму, всех ее баночках и бутылках. О людях, которые идут к ней со своими проблемами. Интересно, есть ли у Маму средство, которое поможет мне? Зелье, способное привлечь и удержать Уну? Я хочу, чтобы ее голова уютно лежала у меня на сгибе локтя. Хочу прижиматься к ней бедрами и животом. Хочу, чтобы ее кожа приникала к моей. Хочу засыпать и просыпаться рядом. Хочу, хочу, хочу…

Как я устала мечтать о том, что никогда не сбудется. Как я устала от самой себя. Лучше бы я была призраком. Тогда я могла бы равнодушно наблюдать. А я только и делаю, что стремлюсь к недостижимому и бью себя по рукам.

Хотела бы я быть достойной Уны.

Быть лучше, чем я есть.

Кэтлин подходит ко мне сзади и обнимает, утыкаясь носом между лопаток.

– Все хорошо, Мэд, – говорит она. – Просто ты меня напугала. Я не привыкла быть благоразумной.

Она улыбается, и я коротко улыбаюсь в ответ.

– Ты такая грустная сегодня.

Она протягивает мне тряпку для пыли, мягкую, желтую. Я вытираю лицо.

Я могла бы рассказать ей все сейчас, если бы захотела.

Если бы мне хватило храбрости.

Но я не могу. Пока не могу. Я как будто держу во рту камень и хочу его выплюнуть. Но, если выплюну, он больше не будет моим. И потому я говорю только:

– Прости.

– Ладно тебе, Мэд. Все в порядке. Меня просто в дрожь бросает от этого места. Я не могу не думать о тех девушках. Многих нашли в горах как раз там, где ты была вчера ночью.

Знаю. Но вчера я не думала об этом. Мое сердце и без того было переполнено.

– Иногда они мне снятся, – признается Кэтлин. – Я читала о них, зажигала свечи, молилась. Не думай, что я сошла с ума, просто…

Она опускается на пол рядом со мной. Пытается ногтем отчистить въевшееся в доску строптивое пятно.

– О том, что случилось в Баллифране, интересно читать, но когда понимаешь, что все это произошло на самом деле… Та лиса, которую мы нашли. И те девушки – они стали историей, а ведь когда-то были живыми людьми. А я позабыла об этом… до прошлой ночи, когда ты ушла. И хотя я знала, что ты гуляешь с Уной… – Кэтлин внимательно смотрит на меня, а я отвожу взгляд. – По какой-то причине твое исчезновение вдруг сделало все реальным. Я была в пабе с Лоном – в смысле, с Лораном, – но думала только о тебе. И об убитой лисе. Если бы ты не вернулась, клянусь, я бы побежала тебя искать.

Я снова прошу у сестры прощения, и на этот раз искренне. Кэтлин не привыкла ждать меня. Обычно это она ищет приключения и веселится за нас обеих. Но мы не сможем вечно держаться друг за друга. Рано или поздно мы разъедемся, каждая заживет своей жизнью. Я и хочу этого, и боюсь, ведь без Кэтлин я лишусь той части меня, у которой есть друзья. Хотя теперь я понимаю, что ошибаюсь.

– Может, я поэтому не люблю Лона, – говорю я. – Он забирает тебя у меня. Конечно, мы много времени проводим вместе, но меньше, чем раньше.

– Лоран тоже так думает, – улыбается Кэтлин.

Еще бы. Скользкий придурок.

– А ты уже призналась ему в любви?

– Я хотела. – Руки Кэтлин взлетают и тянутся к чему-то скрытому от моих глаз. – Но язык меня не слушался. Я смотрела на него и думала: «Ялюблютебялюблюлюблю», но решила, что еще слишком рано. Не хочу, чтобы он посчитал меня жалкой. – Она смотрит на стену и мнет в руках красно-желтую тряпку, словно пытается ее отжать. – Я хочу, чтобы ему было легко любить меня.

– Тебя очень легко любить, – говорю я. – Думаю, он догадается о твоих чувствах, даже если ты ничего не скажешь. Просто подожди немного, пока он сам не признается. Или не наступит подходящий момент. Все-таки вечеринка в пабе – не лучшее место для откровенных разговоров.

Кэтлин молчит, но кажется, она со мной согласна.