Совершенно секретно

Хоть Трумэн и не слыл особо прожженным политиком и более-менее прозорливым мыслителем, он все же очень быстро понял, что с окончанием второй мировой войны окружающий мир существенно изменился, и практиковавшиеся доселе способы и методы достижения каких бы то ни было политических целей и результатов безнадёжно устарели. Это в полной мере относилось и к самой атомной бомбе. Хоть Трумэн и заявлял открыто и во всеуслышание, что именно ЕМУ выпала честь открыть "атомную эру", но он понимал, что лично ему тут гордиться абсолютно нечем. Менять соотношение сил между Западом и Востоком следовало другими средствами. Но какие средства еще могли иметься у американцев помимо чисто силовых методов, какое еще такое чудо-оружие можно попытаться изобрести без опасения, что его тут же не стибрят пронырливые сталинские агенты, против засилья которых в условиях американской демократии бороться было попросту невозможно, опасно, да и глупо?

Можно долго спорить о том, насколько плохим (или хорошим) президентом для самих американцев был Гарри Трумэн, и чего хорошего (или плохого) он сделал для своей страны — в конце концов это компетенция политиков, экономистов и прочей склонной к анализу исторических процессов братии. Наша задача гораздо проще: выяснить, что именно пред-принял президент Трумэн для того, чтобы вселить в своих сограждан уверенность в том, что бывшие союзники Америки во второй мировой войне не захотят в один прекрасный момент изменить в этой же Америке политический строй в соответствии с неокоммунистическими доктринами глобальных устремлений непредсказуемого Сталина?

Глава 5. Трумэн наводит порядок

Итак, Трумэну позарез нужно было новое оружие взамен мгновенно устаревшей ещё в момент разработки атомной бомбы. Он-то понимал, что отныне Советы, даже обладая точно такой же бомбой, вряд ли осмелятся начать новую войну за передел мира — после 1945 года у СССР, в отличие от при любом раскладе богатой и сильной Америки, не было никаких шансов, нужно было только не провоцировать Советы на новую войну, и постепенно они загнутся сами по себе. Но рядовые налогоплательщики, на которых, собственно, и держится любое демократическое государство, этого не понимали — они просто не хотели этого понимать. Конечно, наличие военной угрозы, хоть и мифической, играло на руку военно-промышленному комплексу, который за время войны почуял вкус поживы и с ее окончанием никак не хотел останавливаться в производстве приносящих колоссальный доход вооружений, и президент предвидел, что ему просто-напросто не позволят успокоиться. Лавировать же между пацифистами, в немалой степени подпитывающимися идеями коммунистов, и пентагоновскими "ястребами", которые кроме денег, получаемых от военных концернов и славы в будущих сражениях ничего и знать не хотели, для него было невыносимо. Да, он всегда хотел стать президентом Америки (вопреки собственным заявлениям, в том числе и официальным), но у него не было ни энергии Линкольна, ни ума Рузвельта, ни популярности Вашингтона. Его вполне устраивало тихое и спокойное существование, которым отметили себя такие президенты, как Тафт, например, или Гардинг (при последнем, кстати, бывший лавочник Трумэн и начал когда-то свою незаметную до поры до времени карьеру). Теперь невооруженным глазом видно, что новоиспеченного президента терзали вполне понятные сомнения по поводу своего недалекого будущего. Если бы он сделался президентом до войны, все было бы гораздо проще. Но ему (как он сам выражался) довелось открыть "Новую Эру", к чему он совсем якобы не был готов. Для того, чтобы угодить всемогущим военным концернам, от которых тогда уже очень многое зависело, он оставил в своей администрации одного-единственного высшего чина — адмирала Форрестолла, министра военно-морского флота. Через некоторое время Трумэн даже сделал его министром обороны, хотя было прекрасно видно, что адмирал потихоньку сходит с ума. Еще при Рузвельте Форрестол подавал все признаки психопата, а после окончания боевых действий на Тихом океане, по словам бывшего вице-президента Г.Уоллеса, "находился на грани полного помешательства". Многие удивлялись тому, что Форрестол пользовался наибольшим доверием нового президента, но были и такие, кто в этом не видел ничего противоестественного. Близкий друг адмирала, журналист Артур Крок, записал в своих воспоминаниях: