Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг.

Казалось, откровенно антисоветский настрой правительств Брюнинга и Папена должны были заставить Сталина, Молотова, Ворошилова, Рыкова и других в Москве коренным образом пересмотреть вопрос о продолжении военного сотрудничества с Германией, заблаговременно заняться поиском альтернативных вариантов повышения потенциала РККА и начать постепенный отход от односторонней ориентации на Германию в вопросах военного, военно-промышленного и сугубо экономического строительства. Однако, по сути, этого не произошло. И хотя, как заявлял в свое время Радек, Москва не намеревалась отдавать военную промышленность под контроль Германии и советские оборонщики в поисках лучших образцов вооружения колесили тогда по всей Европе и Америке, тем не менее Германия продолжала оставаться приоритетным партнером в стратегических расчетах Москвы. Об этом свидетельствуют как довольно стабильное сотрудничество по всем направлениям, так и такой, несколько необычный факт, как интервью Сталина германскому писателю Эмилю Людвигу 13 декабря 1931 г., когда, отвечая на вопрос о «преклонении перед всем американским» в СССР, Сталин сказал:

«<…> если уж говорить о наших симпатиях к какой-либо нации, или вернее к большинству какой-либо нации, то, конечно, надо говорить о наших симпатиях к немцам. С этими симпатиями не сравнить наших чувств к американцам».

И чуть дальше, на вопрос, не будет ли политика традиционной дружбы СССР и Германии оттеснена на задний план в связи с переговорами СССР с Польшей, Сталин четко и однозначно заявил:

«Наши дружественные отношения к Германии остаются такими же, какими они были до сих пор. Таково мое твердое убеждение»[430]

.

Причиной этого служило как стойкое германофильство политического и военного руководства СССР (Сталин, Молотов, Рыков, Радек, Ворошилов, Егоров, Уборевич, Тухачевский, Крестинский), так и наличие мощного просоветского (вернее было бы сказать, прорусского. — С. Г.) лобби в германском генералитете, оказывавшего в этом вопросе сильное влияние на президента Германии фельдмаршала Гинденбурга, посвященного во все детали двустороннего военного сотрудничества. Кроме того, в правительстве Папена (4 июня — 17 ноября 1932 г.) военным министром стал генерал Шляйхер, сменив на этом посту Гренера, у которого он считался незаменимым советником по политическим вопросам. Пожалуй, именно Шляйхер, являвшийся наиболее колоритной фигурой в руководящих кругах райхсвера после отставки Зекта и, как и Зект, имевший непосредственный доступ к Гинденбургу, виделся в Москве как достаточный и стабильный гарант прочных военных и военно-политических связей Германии и СССР.

27 июня 1932 г., спустя чуть более трех недель после назначения Папена райхсканцлером и через три дня после подписания в Москве протокола о бессрочном продлении Берлинского договора, состоялась беседа Хинчука со Шляйхером.

Вот как сообщал о встрече советский полпред в Москву:

«Виделся со Шляйхером, встретил меня тепло, утверждая, что нам нечего опасаться, новый кабинет весь стоит на почве сохранения военных, торговых, дружественных отношений с СССР (слова «политических» не произнес). Нет ни одного разумного человека не только в кабинете, но и во всей Германии, который не понимал бы этого. На мой вопрос о западной ориентации некоторых членов кабинета, в том числе фон Папена, заявил, что эта ориентация имеет в основном лишь репарационные задачи, финансовое и хозяйственное облегчение Германии; при этом составе Гермпра[431]

сумеет больше идти навстречу СССР <…> Он заявил, что знает, что и наци стоят за сохранение отношений с СССР»[432].

В развернутом отчете об этой беседе Хинчук записал: