Совесть

Через полчаса начали прокапывать съезд по другой стороне завала. Здесь было темно, свет фар жёлтым заревом стоял над головами. Никитин кашлял и бормотал что-то вполголоса. Виталька поминутно растирал шарфом щёки, нос и подбородок. Грубая шерсть ссаживала кожу. В ссадины затекал пот, и лицо горело и мёрзло одновременно. Топорище вертелось в руках — пальцы потеряли цепкость. Он старался не отставать от шофёра, но усталость пересиливала его. Временами он даже не замечал, куда ударяет топором. Кружилась голова. «Скорее бы кончить, — тяжело стучало в висках. — Скорее… Скорее… Скорее…» Может быть, машина пробьётся, и тогда он через несколько часов увидит отца. Отец, наверное, уже ждёт. Приготовил подарок. Интересно, что? Прошлый раз он подарил ему замечательные собачьи унты, вот эти самые, что сейчас на ногах… А потом в приисковом клубе будет ёлка. И он будет сидеть рядом с отцом, разговаривать, смеяться, смотреть на танцующих… И не будет кругом этой холодной темноты, ветра, снега…

— Ну, кажется, всё… — сказал Никитин. — Зачищать много не надо. И так съедем… — Он сбросил рукавицу и ребром ладони согнал пот со лба. — Идём к машине, отдохнём малость.

Они влезли в кабину бензовоза.

Вспыхнула лампочка, подсветив снизу багровое лицо Никитина с жаркими пятнами на щеках.

— А ты, парень, молодец. Настоящий северянин. Без тебя я копался бы здесь до самого утра…

— Дядь Никитин, — сказал Виталька. — Вы обязательно приходите к нам встречать Новый год. Хорошим гостем будете. Сдадите горючее и приходите. Спросите, где Балабины живут. Вам каждый покажет. Ладно?

— Ладно, — сказал шофёр. — Только бы выдержал снег.

Он выкурил папиросу и резко отжал стартер. Машина дёрнулась. Двигатель отчётливо выговорил: «Да, так… Да, так…» — и заработал мощно и ровно.

— Попробуем нашу работу, — сказал Никитин.

Бензовоз заревел, напрягся и полез на завал. Он лез огромным чёрным бизоном, разворачивая под собой крупные глыбы снега. Люди в кабине не знали, что делается под колёсами, — впереди лежала прорытая ими гладкая, серебристо-золотая в электрических лучах дорога. Она казалась и прочной и зыбкой одновременно.

«Давай. Давай. Давай. Давай!» — в такт с двигателем колотилось сердце Витальки.

— А, проклятая!

Семитонная тяжесть обрушила какую-то пустоту в недрах сугроба, машина завалилась набок, колёса провернулись вхолостую несколько раз подряд.

— Надо было цепи… — вспомнил Никитин.

Но колёса вырвались. Машина выровнялась.

Оба вздохнули.

— Пронесло…

И тотчас зад бензовоза провалился куда-то вбок. Было слышно, как громко плеснул керосин в цистерне. Виталька полетел на Никитина, ударился лицом о его плечо, лязгнул зубами. Машина всё продолжала оседать, задирая вверх радиатор. Виталька и шофёр теперь не сидели, а лежали на задней подушке сиденья.

«Лавина ползёт!» — догадался Виталька. Перед глазами мелькнуло: дно долины, лопнувшая цистерна, вдребезги смятая кабина, чёрная кровь на снегу…

— Ой! — вскрикнул он, рывком распахнул дверцу кабины и выкатился наружу.

Никитин заглушил двигатель.

В колючей темноте они ползали под передком машины, хватались руками за обжигающий металл, пытаясь понять, что произошло.

Через пять минут всё стало ясно. Часть лавины рухнула вниз, площадка на горбе завала покосилась и едва сдерживала бензовоз, глубоко осевший задними колёсами на самом краю обрыва.

Никитин сорвал с себя меховую безрукавку и, прижавшись к горячей крышке капота, начал отстёгивать отеплитель радиатора.

— Давай! — крикнул он. — Давай, Виталька! Давай! Все тряпки под колёса. Всё барахло. Всё, что есть!

Он сунулся в кабину, выхватил лопату и начал отбрасывать снег из-под колёс. Виталька помогал ему прямо руками. Страх вышиб из его тела всю усталость.

— Ну и дела… Чуть мы с тобой не сковырнулись, — прошептал Никитин. — Ещё бы полметра, и конец…

Одежду и отеплительный кожух расстелили под машиной.

— Давай тронь помаленьку, я посмотрю, — сказал Виталий. — Подтолкну, если надо.

Он не заметил, как перешёл с шофёром на «ты». Сейчас он не чувствовал себя мальчишкой. Он был наравне с Никитиным. Он был его помощником, сменщиком и вместе с ним отвечал за машину.

Никитин сел за руль. Он зажёг папиросу и затянулся несколько раз. Потом бросил окурок.

— Давай! — махнул рукавицей Виталька.

Бензовоз с рычанием потянул под колёса кожух, приподнялся, как для прыжка, потом устало засопел и съехал обратно в прежние выбоины.

— Ещё газку! Ещё! — заорал Виталька, подставляя плечи под выпуклый зад цистерны. В этот момент он верил, что помогает машине. Изо всех сил он пытался удержать её на краю обрыва.

На этот раз колёса смешали со снегом безрукавку и поднялись выше. Сто двадцать сил ревели в двигателе. Ослепительный голубоватый свет фар резал ночь.

— Ну!.. Ну!.. Ну!.. — бормотал Виталька, всем телом налегая на холодный металл.

«Только бы выдержал снег!»

Цистерна медленно поднималась. Холодная тяжесть всё меньше давила на Виталькины плечи и, наконец, съехала с них. Двигатель на секунду затих, потом неистово рванул и вынес машину на ровное полотно дороги.