- Когда они все помрут, я первым делом помоюсь, - магичка закрыла глаза.
Спала она пару часов и то скорее потому, что и её силы были не бесконечны.
- Я залезу в бочку с водой и буду там сидеть… до утра.
Вода в замке была. В колодце.
В колодец Ирграм спустился в первую же ночь, когда все были заняты. Колодец, если подумать, был идеальным местом для того, чтобы спрятать проклятье. И маги это тоже понимали. Они спустились первыми, вернее дикарь, к которому привязали веревку. Ирграм тогда сильно переживал.
Но дикарь из колодца выполз мокрым, раздраженным, но, главное, с пустыми руками.
Впрочем, Ирграм ему не поверил. И спустился сам. Оказалась, ему веревка без надобности. Когти, пусть и не выглядели сколь бы то ни было серьезными, с легкостью пробивали камень. Да и тело скользило по шахте колодца так, будто бы Ирграму случалось проделывать подобное не раз и не два.
Это тоже было удивительно.
Правда, внизу тьмой не пахло. Внизу была вода. Темная. Ледяная. Подземная река несла множество запахов, но ни одного – правильного.
Пришлось подниматься.
Тогда Ирграм едва сумел справиться с разочарованием…
- Слышишь? – магичка вздрогнула. – Трубят. Явился. Падальщик, чтоб его.
Она закрыла лицо руками и чуть качнулась. Показалось, что еще немного и свалится, от усталости ли, от переживаний, но нет, она тряхнула головой.
- Не важно. Так, сколько прибыло за прошлый день?
- Сорок три, - спокойно ответил Ирграм, щурясь. – Тяжелых четверо, остальные – на начальных стадиях.
- Итого?
- Двести семьдесят шесть. Ночью семеро отошли, еще двенадцать, думаю, к обеду. К вечеру – пока не понятно.
Кивок.
И все же она не выдерживает, поворачивается к выходу. И руки дрожат. Миара зачерпывает воду из почти опустевшей бочки, чтобы плеснуть в лицо.
Отряхивается.
И стискивает зубы.
- Дети?
- Есть, - Ирграм чуть морщится.
- Тяжелые?
- Нет. Пока.
- Хорошо.
Вдох. Выдох. И страх. Страх, который она старательно прячет под маской равнодушия. И грязная тряпка, в которую за несколько дней превратилось полотенце, стирает с лица остатки воды. Прикрытые глаза. Спокойное дыхание.
Целители – еще те притворщики.
- Найти кого покрепче, чтобы принесли свежей воды, - теперь её голос звучит равнодушно. Но это тоже часть игры. Ирграм слышит, как нервно бьется сердце. И синюю жилку, вспухшую на виске, видит.
Миара приподняла юбки.
Она шла и шаг её был ровным, спина – прямой. Только темная коса чуть покачивалась из стороны в сторону, словно маятник.
В коридоре магичка остановилась.
- Места, госпожа, - Ирграм решил быть вежливым. – Некуда класть.
Зал, в котором устроили лазарет, был велик, но не настолько, чтобы вместить всех. Вот и пришлось тех, что поплоше, в коридоре оставить. Все одно скоро отойдут, чего уж тут таскать?
Кивок.
И она все-таки наклоняется, касается шеи лежащего. Тот, пребывая в болезненной полудреме, от прикосновения этого приходит в себя. Его глаза раскрываются, и Ирграм отмечает лопнувшие сосуды и характерный желтоватый оттенок белков.
Печень отказывает.
На лице – россыпь пятен, некоторые уже превратились в язвы. Другие лишь появились. Спекшиеся губы раскрываются и из них вырывается протяжный стон.
- Мне жаль, - равнодушно говорит магичка, перехватывая руку. Пальцы её сжимают запястье, она чуть прикрывает глаза. И руку отпускает. – Добей его.
Спорить Ирграм не стал.
Кто-то рядом хрипит и пытается отползти, но заходится в кашле. Кашель громкий, и капли крови разлетаются по стенам. На Ирграма тоже падают, как и на Миару.
- Дерьмо… - она резко разгибается. – Скажи, чтобы тяжелых сюда не тащили. Шансов у них нет, а место занимают.
- Куда…
- Сам подумай, - во взгляде её вспыхивает ярость. И тут же гаснет. А Миара отворачивается. – Пусть окажут им последнюю милость.
В этом определенно есть смысл. А шея лежащего хрустит под рукой Ирграма. Руки у него стали удивительно сильными.
Да и не только руки.
Второго он тоже добивает.
Задерживается над третьей. Девушка. Совсем молоденькая и, надо полагать, когда-то красивая. Она лежит, уставившись на Ирграма огромными глазами. А в них видится ужас.
И… становится жаль.
Странное чувство. Хорошо забытое.
- Не бойся, - говорит он, и собственный голос кажется слегка хрипловатым.
Она скулит.
И замолкает, стоит поймать её взгляд.
- Ты… - губы девушки вдруг расползаются в улыбке. От этого они трескаются и из трещин сочится гной, смешанный с кровью. – Это ты?
- Я, - Ирграм опускается на колени.
Надо… надо просто свернуть ей шею. Это ведь просто. Сжать слегка, подсунуть руку снизу. Поймать хребет. И…
- Я ждала, - голос у нее некрасивый, сломанный. – Я так ждала… и ты пришел.
Рука её тянется к Ирграму. Так ей кажется. А на деле сил хватает только чтобы слегка оторвать эту руку от камня. Ирграм с готовностью подставляет ладонь.
Теплая.
Какая же теплая. Горячая даже. И это живое тепло сводит с ума.
Он же склоняется к девушке.
- Ты… ты меня поцелуешь?
- Конечно.
Бред? Или… Ирграм чувствовал связь, слабую, зыбкую, но все же свидетельствовавшую о том, что тело его обладает некими способностями. Влиять на разум?
Он никогда не был менталистом.
Да и менталисты действуют иначе.