Советник царя Гороха (сборник произведений)

Наконец поезд, плавно снижая ход, начал приближаться к станции, где нужно было сходить. Это не был его родной город, но именно к комендатуре этого города он был приписан, как и все служившие на ТВЖД. Здесь необходимо было оформить демобилизационное свидетельство на основе имеющегося приказа. Высота звука тяговых двигателей снижалась перед торможением, будто эти самые двигатели вырастали в размерах. Вскоре состав, хрипло завизжав тормозными колодками, остановился, волнообразно сотрясаясь в межвагонных сочленениях. Не теряя времени Дмитрович накинул на плечо лямку рюкзака, и приоткрыв инспекторскую дверцу вагона, выпрыгнул на насыпь. Обувь соскользнула и он, не удержавшись на ногах, грохнулся на щебень балласта и порядочно ободрал локти и колени. Царапины слегка кровоточили, и в июньскую жару начали почти сразу печь и саднить от соли, что выделяется вместе с потом. Он находился в той стороне станции, где останавливаются лишь товарняки: пункт ожидания перед порталом разгрузки и переформирования. Густо пахло свежей травой… Этот запах почти стерся из памяти, и вот он опять, будто из детства, вернулся и от этого стало грустно. Оказывается и у него когда-то была жизнь, в которой пахло свежей травой, а не пустынной солоноватой пылью. Далекая и странная, но такая настоящая жизнь. Которой не стало после трех одиноких лет на станции 372, где он даже разучился толком разговаривать с людьми и все больше привыкая вести беседу сам с собой. Ну, или, если выразится мягче, мыслить вслух.

Поправил сбившийся рюкзак и зашагал вдоль бесконечного ряда вагонов, ожидавших своей очереди на погрузку или разгрузку. Обходя их, словно стены лабиринта, он наконец вышел на тропинку, ведущую к зданию вокзала.

Подойдя к киоску, где продавались какие-то мелочи вроде зажигалок и брелоков, он увидел на перроне одинокую женскую фигуру. Одетая в летнее платьице, девушка выглядела такой невероятно легкой и воздушной, словно пушинка. Она явно кого-то ждала. Она встречала каждый проходящий поезд и всматривалась, привставая на цыпочки, в лица тех, кто выходил из вагонов. А потом, не найдя того, кого искала, смущенно отступала к зданию вокзала.

Он поднялся по мосту через железнодорожные пути, что вел в город и остановился. Он все смотрел на эту девушку, ждавшую на перроне. Задумчиво перегнувшись через перила, он достал из кармана только что купленную пачку сигарет, и хотел закурить… Но не стал, а лишь задумчиво размял сигарету в руке. Он невольно залюбовался на эту девушку и с какой-то теплой и светлой горечью, если только может быть такое странное сочетание, подумал, что это должно быть чертовски приятно, когда тебя так ждут и встречают.

Приятно приехать на пассажирском экспрессе, а не в пустующем вагоне автоматического товарняка… Но билеты на все пассажирские поезда были забронированы на месяцы вперед фронтовикам, так как для них заказы делались их командованием, организовано и естественно вне всякой очереди. В этом была справедливость, но ему в комендатуру ТВЖД надо было прибыть сегодня, а не через месяцы. Благо, коллеги– железнодорожники относились к этому с пониманием, но на большую помощь, чем пустующий вагон товарняка, рассчитывать не приходилось.

Он бросил вниз так и не раскуренную сигарету, втянул воздух и поплелся разыскивать здание комендатуры…

Приближалась ночь.

Штамм

H

34 (микроповесть)

Искушение

Бессмертие казалось таким близким, будто прямо на глазах строился Рай на земле, в котором каждому «будет дарована жизнь вечная»…

Но вскоре всеобщее ликование стихло и сменилось… массовым побоищем… Лились реки крови, настоящие реки. Все мечтали заполучить вирус доктора Пин Цзина, но он оказался не для всех, а лишь для избранных. Обычному, простому человеку он был недоступен, как и для его детей. Правящие верхи запретили реализовывать его среди населения: в каком-то смысле они были правы. Но все поняли это гораздо позже, а тогда, обуреваемые праведным гневом, разозленные толпы выкатили на улицы. Они орали, распаляя себя и затаптывая каждый раз то каких-то старушек, то непонятно откуда появившихся детей.

И Педро увидел старика, который стоял на балконе своего дома над бушующей «революционной» массой, что словно знамя мученической борьбы с несправедливостью, несла над собой окровавленный труп ею же растоптанной девочки-подростка. Старик качал головой и вверху звучал его надтреснутый голос: «Там, где убивают детей – ничего хорошего не будет. Это знак… Эликсир не принесет счастья».