Советская разведка в Китае. 20-е годы XX века

«Отправился сперва в Дуншань (район Кантона, где жили европейцы «второго сорта». — В.У.). Здесь жил корреспондент ДАЛЬТА» К.А. Стоянович… Стоянович, как представитель непризнанной державы, жил со своей семьей, конечно, в Дуншане. Высокого роста, бородатый, приветливый, всегда готовый прийти к вам на помощь, он оставлял очень хорошее впечатление… Его единственным сотрудником по ДАЛЬТА был рыжий вьетнамец из тогда французского Индокитая. Он говорил по-французски, знал китайский язык и политическую жизнь Южного Китая. От Стояновича я получил первую информацию о положении на юге, которой я был огорошен. В довольно мрачных красках были изображены как сам Сунь Ятсен, так и его правительство. По словам Стояновича, оно проводило политику, враждебную рабочему классу. Сподвижников Сунь Ятсена он характеризовал как милитаристов американской ориентации. Симпатии Стояновича целиком склонялись на сторону Чэнь Цзюнмина (генерал, правитель части провинции Гуандун, ориентировавшийся на Англию; в 1925 г. его армия была разбита войсками Гоминьдана. — В.У

.), который якобы поддерживал рабочее движение и близко стоял к кантонской организации коммунистической партии… Потом Стоянович изменил свою точку зрения и работал в контакте со мной… Его позиция являлась отражением чьих-то взглядов. Чьих именно, я еще не знал».[632]

В середине 1922 г. Стоянович из Кантона уехал в Шанхай и устроился в советское консульство секретарем.[633]

При содействии РОСТА в Гуанчжоу была создана школа русского языка.[634] Понятное дело, что РОСТА мог использоваться и использовался как «крыша» для советских разведок.

Довольно откровенно основная цель связей Коминтерна с кантонским правительством и партией Сунь Ятсена раскрывалась в сообщении Соколова-Страхова о кантонском правительстве от 21 апреля 1921 г.: «Главным образом кантонское правительство может быть использовано нами как орудие для проведения национальной революции на Востоке, которая бы отбросила в результате Китай в стан врагов Антанты».[635]

При этом в сообщении в Москву утверждалось, что партия Гоминьдан «имеет программу, несколько сходную с нашими эссерами», но в то же время отмечалась «неясность и противоречивость тактических положений Китайской социалистической партии Гоминьдан».[636]

К осени 1922 — началу 1923 гг. Москва, видимо, приходит к окончательному решению, что опираться в своей политике в национально-революционном движении в Китае следует на Сунь Ятсена и возглавляемую им партию Гоминьдан. В отчетах Г. Маринга в Коминтерн в сентябре и октябре 1922 г. проходит мысль о том, что для партии Гоминьдан необходимо не только новое партийное, но и военное строительство.[637]

Пожалуй, Маринг являлся одними из первых, кто понял, что в условиях Китая Гоминьдану не обойтись без военного строительства на новой основе. В декабре 1922 г. Маринг вновь встречается с Сунь Ятсеном, который одобряет переданные ему Марингом в состоявшейся беседе два предложения Коминтерна: 1) организовать политическую партию, способную объединить различные слои народа и прежде всего рабочих и крестьян; 2) создать военное училище для подготовки революционных кадров.[638] Однако в то время Сунь Ятсен не отозвался на предложение Маринга официально признать Советскую Россию и пойти на союз с ней. Видимо, это объяснялось не только его опасениями вызвать усиление империалистического вмешательства в дела Китая, но и его иллюзиями по отношению к империалистам и милитаристам. Вскоре же надежды Сунь Ятсена на возможность получить помощь от империалистических стран потерпели крах. Не получив запрашиваемых в США и Канаде военных инструкторов (некоторое число американских и канадских офицеров изъявляли желание отправиться в Кантон, однако их правительства запретили им служить у Сунь Ятсена), Сунь Ятсен обратился с аналогичной просьбой к Германии и Советской России. Из Германии ему удалось получить несколько добровольцев — авиаторов, но в оружии ему было отказано. Все надежды получить необходимую его правительству помощь советниками и оружием Сунь Ятсен теперь возлагал на Советскую Россию.

Сунь Ятсен тайно направляет Ляо Чжункая в Японию с особым поручением: детально обсудить вопрос о военной помощи РСФСР Гоминьдану с сопровождавшим Иоффе военным атташе. Преговоры имели место в Токио в сентябре-ноябре 1922 г. Ляо Чжункай обсудил с советским военным атташе вопросы об усилении военных связей с Россией.[639]

Линия по поддержку Гоминьдана в политике Москвы в Китае окончательно утвердилась к началу 1923 г. Так, 4 января 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) одобрило предложение НКИД на всемерную поддержку партии Гоминьдан и предложило Наркомату иностранных дел и делегатам РКП(б) в Коминтерне «усилить работу в этом направлении».[640]