Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Высокохудожественнойстрочкой не хромаете,Вы отображаетеУдачно дач лесок.А я – романтик.Мой стих не зеркало –Но телескоп.К кругосветному небуНас мучит любовь:БоевЗа коммунуМы смолоду ищем.За границейВ каждой нишеПо нищему,Там небо в крестах самолетов –Кладбищем,И земля все в крестахПограничных столбов.Я романтик –Не рома,Не мантий,-

Не так.Я романтик разнаипоследних атак!Ведь недаром на карте,Командармом оставленной,На еще разноцветной карте за Таллинном,Пресс-папье покачивается, как танк.

169. Новелла

От рожденья он не видел солнца.Он до смерти не увидит звезд.Он идет. И статуй гибких бронзаСмотрит зачарованно под мост.Трость стучит слегка. Лицо недвижно.Так проходит он меж двух сторон.У лотка он покупает вишниИ под аркой входит на перрон.Поезда приходят и уходят,Мчит решетка тени по лицу.В город дикая идет погодаТою же походкой, что в лесу.Как пред смертью – душным-душно стало.И темно, хоть выколи глаза.И над гулким куполом вокзалаНачался невидимый зигзаг.

Он узнал по грохоту. И сразу,Вместе с громом и дождем, влетелВ предыдущую глухую фразу –Поезд, на полметра от локтей.А слепой остался на перроне.И по скулам дождь прозрачный тек.И размок в его больших ладоняхИз газеты сделанный кулек.(Поезд шел, скользящий весь и гладкий,В стелющемся понизу дыму.)С неостановившейся площадкиВыскочила девушка к нему.И ее лицо ласкали пальцыХоботками бабочек. И слов –Не было. И поцелуй – прервалсяГлупым многоточием гудков.Чемодан распотрошив под ливнем,Вишни в чайник всыпали. ПотомОб руку пошли, чтоб жить счастливо,Чайник с вишнями внести в свой дом.. . . . . . . . . . . . . . . . . .И, прикуривая самокрутку,

У меня седой носильщик вдругТак спросил (мне сразу стало грустно):«Кто еще встречает так сестру?»Только б он соврал, старик носильщик.

170. Дословная родословная

Как в строгой анкете –Скажу не таясь –Начинается самоеТакое:Мое родословное древо другое –Я темнейший грузинскийКнязь.Как в Коране –Книге дворянских деревьев –ПредначертаныЧешуйчатые имена,ИВетхие ветвиИ ветки древниеУпирались терниямиВ меня.Я немного скрывал этоВсе года,

Что я актрисою-бабушкой – немец.Но я не тогда,А теперь и всегдаСчитаю себя лишь по внуку:Шарземец.ИсчерпатьИнвентарь грехов великих,Как открытку перед атакой,Спешу.Давайте жераскуримэту книгу –Я лучше новую напишу!Потому что я верю, и я без вериг:Я отшиб по звену и Ницше, и фронду,И пять Материков моих сжимаютсяКулаком Ротфронта.И теперь я по праву люблю Россию.

171. Самое такое (Поэма о России)

Русь! Ты вся – поцелуй на морозе.Хлебников

1. С истока