Советский ас Александр Клубов

Уже с петровских времен образованные на западный манер верхи российского общества все далее и далее уходят в своих представлениях от народного большинства. У А.С. Грибоедова в «Горе от ума» вырываются строки: «Чтоб умный, бодрый наш народ хотя по языку нас не считал за немцев». Как правило, объединялись мужик с господином, российские солдат и офицер, лишь на поле боя с иноземным противником. Мир крестьянина, его жизнь дворяне практически не знали.

На Западе же презрение к русским «лапотникам» стало общепринятым. Там попросту боялись тех, кто составлял основу победоносных армии и флота.

В послереволюционное, советское время учебники по истории представляли жителей деревни массой забитых и невежественных крепостных. В то время как по переписи 1858 года крепостные составляли лишь 34 процента населения. Да и о тех еще А.С. Пушкин писал: «Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи?»

Получив в 1920—1930-х годах самый широкий доступ к образованию, выходцы из крестьян, опровергнув многие мифы о русском мужике, поднялись до высот государственной и военной деятельности, науки, искусства, литературы. На переломе серой на вид массы засияли редчайшие таланты.

В последние годы появились обобщающие труды о крестьянстве, среди которых выделяются книги В.И. Белова «Лад» (М., 1989), М.М. Громыко «Мир русской деревни» (М., 1991) и Л.В. Милова «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» (М., 2001).

В.И. Белов — известный писатель, никогда не порывавший связи с родной вологодской деревней, М.М. Громыко и Л.В. Милов — ученые, отдавшие избранной теме годы жизни.

После изучения архивных документов (в XVHI веке уже довольно обстоятельных) Л.В. Милов дает подробное описание жизни великорусского пахаря — каким трудом добывал он свой хлеб, как жил, во что одевался и чем питался. Россия, пишет ученый, — это социум особого типа. Занятые изучением классовой борьбы, наши историки почти не касались повседневной жизни русского крестьянина и определяющего ее природногеографического фактора. Настаивая на сходстве основных этапов развития России и Западной Европы, историки не обращают внимания на высказанную еще С.М. Соловьевым мысль о том, что «природа для Западной Европы, для ее народов была мать; для Восточной, для народов, которым суждено было здесь действовать, — мачеха». Разница эта, как показывает Л.В. Милов, «глубоко принципиальна и носит фундаментальный характер».

Климат в землях, которые стали ядром государства Российского, а тем более на Севере, отличен даже от Скандинавского полуострова и Финляндии, где ощутимо сильно смягчающее влияние Атлантического океана. И Североамериканский континент, значительно меньший, чем Евразия, не имеет резко континентального климата, даже в Канаде морозы нестойки. В меру теплая и влажная погода обеспечивала крестьянину Западной Европы размеренный труд. Как писали еще в XVIII веке, «в Англии под ярь и зимой пахать могут».

Не то в России с ее нарастающей к востоку кон-тинентальностью климата, весенними заморозками и летними засухами, постоянно рискованным земледелием на бедных почвах.

В краю, где по полгода и больше лежит снег, получение урожаев требовало огромного напряжения сил, многовековой борьбы за выживание. В кратчайшие сроки, отпущенные природой от весенних до осенних заморозков, надо было вложить все силы, работая от зари до зари. Еще В.О. Ключевский писал: «Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному труду, как в той же Великороссии». Тут Л.В. Милов добавляет, что для ровного и постоянного труда у наших предков никогда не было условий. Весь уклад жизни великорусского населения европейской России носил четко выраженный «мобилизационно-кризисный характер».

Жизнь и история выковывали в русском народе ту мощь, которая не раз поражала иноземцев и на поле брани, и на пашне, и в заводских цехах.

В условиях постоянного риска, когда уровень урожайности был все же несоизмерим с громадой вложенного труда, русский был консервативен, привержен традиции и обычаю в своем хозяйстве. Хотя этот настрой, как пишет Л.В. Милов, «сочетался с необыкновенным умением русского крестьянина приспособиться к тем или иным местным условиям и даже превратить недостатки в своего рода достоинства. Крестьянское восприятие природы — это прежде всего постоянное, бдительное и сторожкое отслеживание изменений в ней, фиксация работы разнообразных природных индикаторов. Глубочайшее и доскональное знание разнообразных природных явлений в целом позволило крестьянину приспосабливаться к тем или иным годовым, сезонным и сиюминутным изменениям климата».