Советский Голем

И всё, главным образом, с оглядкой на других, на Запад, на Америку. Ибо оригинальное — подозрительно всё-таки: а вдруг — что-либо не так. А американское, как ни говори, а высший класс.

Так советский Голем — военно-технократический идол — вырвался из рук его творцов. Но души-то в него не вдунуто. Но дэижется-то он тоже каббалистическими заклинаниями, теперь почти вовсе утратившими смысл для самих заклина­телей. А разрушительная сила Голема велика. А к живой социально-экономической деятельности его не приучили. Да и не могли, ибо назначение Голема — разрушение. И сила его непреодолима.

Партократия сама начинает топорщиться: — Нет, мол, основ­ная движущая сила — ив эру Научно-Технической Революции — пролетариат (читай: партократия). И даже — еще в большей степени, чем раньше.

Но Голема не уничтожишь. Что удалось ученому раввину в Праге, то едва ли по силам партократии.

Читайте книгу внимательно и вдумчиво. Автор блестяще по­казывает, как советское общество превращается «из гигант­ской монолитной системы, какой оно было раньше, в сово­купность массивных, пересекающихся структур, соревнующих­ся друг с другом в борьбе за власть…»

А Голем, увы, всё набирает и набирает силу. Сожрет ли он своих творцов — или они сумеют овладеть им и обуздать его?

Борис ФИЛИППОВ

I. ГОЛЕМ

Корнелиус Касториадис называет советское общество «стратократией», т.е. обществом, в котором правит армия, которую он понимает расширенно, включая в нее все, что связано с военной экономикой. Не принимая полностью все его утвержде­ния, можно, однако, согласиться с тем, что господствующей тенденцией советского общества является возрастающее влия­ние советского военно-промышленного комплекса (ВПК), но все же его полного господства еще нет. Тем не менее его рост, выражающийся в лихорадочном капитальном стратегическом строительстве и гигантской гонке вооружений, которая пре­красно показана Касториадисом, принял характер, который действительно меняет общественно-политическую структуру СССР. Рост масштаба производства, быстрое усложнение обще­ственной системы сделали невозможным ее эффективное руко­водство из единого центра. То, что происходит сейчас в СССР, является отражением радикальных структурных изменений внутри советского общества.

Уильям Одом полагает, что рост объема производства вошел в противоречие с системой централизованного планирования. Но дело здесь глубже. Во-первых, речь идет о противоречии между экономическим ростом и политической системой в целом, одним лишь из проявлений которого является централизован­ное планирование. Во-вторых, речь идет о том, что партийный аппарат все более превращается в исполнительную структуру, зависящую от военно-промышленного комплекса, хотя Касториадис полагает, что это превращение уже давно закончено.

Таково, пожалуй, существо нынешнего политического поло­жения в СССР. Хотелось бы напомнить старинную историю о пражском раввине, создавшем глиняного гиганта Голема, исполнявшего все его приказания с помощью каббалистических заклинаний. Но когда Голем вышел из повиновения и стал раз­рушать все окружающее, раввин должен был его уничтожить.

Коммунистическая партия всей своей деятельностью, самим фактом прихода к власти создала собственный Голем. Сейчас советский Голем вышел из повиновения, но партия уже не может, как это удалось раввину из Праги, обратить его в пр одним заклинанием.

§ 1. РАЗРУШИТЕЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ

Советская экономика носит разрушительный харак­тер, а это вытекает из ее общих закономерностей, как экономики, построенной на государственной собствен­ности. Можно сформулировать общие принципы со­ветской политической экономии. К ним в первую очередь относятся фетишизм производительных сил и отсутствие какого-либо экономического регулятора.

1. Фетишизм производительных сил

Когда Маркс формулировал свой тезис о том, что обществен­ный характер производства капиталистического строя противо­речит частному характеру его присвоения, он, на самом деле, высказал лишь ценностное утверждение. То, что утверждал Маркс, по существу, означало, что развитию производительных сил в капиталистическом обществе имеются препятствия. В самом деле, отсутствие монополии, отсутствие государственной собственности на средства производства сковывало произво­дительные силы, ибо классический частный капиталист должен был всегда учитывать интересы потребителя, а также тща­тельно соблюдать принцип экономической эффективности. Частный капиталист вовсе не был склонен идти на риск и вкладывать свои деньги в рискованное предприятие, быть мо­жет сулящее отдачей лишь через несколько десятков лет.

Для Маркса такие ограничения были вопиющим нарушением чего-то фундаментального, но таким фундаментальным для него был фетишизм производительных сил, который он не сознавал и который вероятно можно объяснить разве лишь из бессознательного стремления человека к саморазрушению, как это заметил Фрейд.