Советский рассказ. Том второй

И вдруг краем глаза Алхо увидел, как отделился от ближайшего дерева сторож с лопатой наперевес. Алхо знал этого сторожа. Алхо возил ему его картофель, на трудодни. Это был спокойный старик, никогда не бил, не разговаривал, не понукал — давал идти своей дорогой, как хочется. Алхо хотел выразить радость встречи с ним, но сторож приложил палец к губам — тише. А Гикор копал себе картошку. И сторож и Алхо, не вникая, следили за движениями Гикора, не воспринимая, что тот делает, глядели на его единственно подвижную спину в этом безмолвном притихшем мире. А Гикор оторвался от земли, когда мешок был полон доверху. Он встал, разогнул спину и тут только приметил сторожа.

— Ха-ха-ха-ха-ха, — засмеялся Гикор, и его смех очень напоминал лошадиное ржание.

— Ты что же это делаешь? — спросил сторож.

— Ха-ха-ха-ха, а я говорю, заметит или нет…

— А для чего же меня тут поставили?

— Август, думаю, на дворе, не иначе, думаю, Адам траву косит. Зимой, кажется, твое сено раньше всех кончилось?

— Санасар не разрешает косить.

— Санасар и должен не разрешать, а ты коси.

— Связываться неохота.

— И то верно. Но смотри, как бы зимой опять туго не пришлось, — сказал Гикор. — Помоги мешок приладить.

— Нагрузил-то как, не жалко скотину?

— А что с ней сделается, на то и скотина, чтобы грузить.

— Уходишь уже, — грустно поглядел им вслед старик, — остался бы, поговорили.

— Ночью в Касах идти, спешу очень. Из Касаха что тебе привезти?

— Свое здоровье.

Потом горы задышали легкостью и холодом. Горный ветерок защекотал в ушах и под брюхом, забрался под груз и под седло, высушил пот, поиграл в ноздрях и заколыхался вместе с золотисто-рыжей гривой. В сумерках на горизонте табун вспыхивал оранжевыми искрами, ветер уносил ржание, и табун казался далеко-далеко, потом ржание раздавалось рядом… Алхо, задрав голову, тоже заржал, давая знать, что он тут, поблизости, что он не забыл, помнит их и их свободный вольный бег и себя вместе с ними. Алхо пошел быстрее, и Гикор усмехнулся. «Молодец! — и остановил его, и пристроился на седле между грузами. — Теперь беги…»

Напротив, на небольшом кургане, курился летний выгон Цмакута. Дорога стала петлять, выгон несколько раз пропадал из виду и показывался, а дорога то шла вниз, то взлетала вверх, вниз-вверх, вниз-вверх, и они вышли прямо к выгону, к самым палаткам. Бесшумно и холодно качались в воздухе огни пастушьих костров, отары уже затихли в загонах, собаки улеглись, коровы от сытости пускали слюну, молоденький жеребенок без причины, беззаботно и глупо заржал где-то рядом, и хриплый и костлявый Алхо захотел возвестить о своем вступлении в страну кочующих туманов и влажных гор. Но Гикор зазвенел шпорами, и ржание Алхо прошло незамеченным.

— Андро? — В темноте кто-то курил.

— Месроп?

— Гикор, ты? Голос Андроевой лошади вроде.

— Ну да, Алхо со мной.

— И нагрузил-то как.

На тропинке, руки под передником, склонив голову, стояла Андроева Ашхен. Спокойная, тихая, безответная…

— Дядя Гикор? — сказала она.

— Здравствуй, Ашхен.

— Это не наша лошадь?

— Ну да, Алхо.

— Дядя Гикор, Андро должен был прийти, что не пришел?

— Сказал, завтра-послезавтра придет, жди.

— Масло у меня портится, дядя Гикор, что сегодня не явился?

— Про это уж он сам тебе расскажет. Почем мне знать, Ашхен, почему твой муж не явился…

— Да… — согласилась Ашхен. — И нагрузил-то ты как его…

— Чего там нагрузил: мешок картошки, яблок несколько штук.

— Нет, я ничего…

Ашхен только констатировала. Ашхен пошла к своей палатке, Ашхен женщина; мужчина в доме Андро. Ашхен не вмешивается в дела мужчин. Они сами свое дело знают. А Ашхен женщина — она коров доит, овец доит и ждет, чтобы Андро дров подвез. Лошадь — это уже по части Андро… Андро не идет с дровами. Ашхен, склонив голову, подождет. Масло тухнет, а лошадь отправляют в Касах, — Ашхен молча подождет.

— Мешок картошки, говоришь?

Гикор слегка обернулся, Ашхен стояла, уперев руки в бока. Гикор явно презирал ее.

— Колхоз развалил, теперь людей пошел разорять?.. Податливого человека нашел? У самого лошадь — у других берешь? Свою лошадь жалеешь, чужих погоняешь? Ну, отвечай же, куда прячешься?..

— Не болтай глупостей, — сказал Гикор, разгружая Алхо, — занялась бы своими женскими делами.

— Ты тут народ будешь грабить, а меня к моим женским делам отсылаешь? Старая ты лиса!

— Фу!..

Гикор снял поклажу с Алхо, сказал что-то своей старухе и занес мешки в палатку, а Ашхен все еще говорила, и тогда Гикор не выдержал, рассердился:

— Хватит тебе глупости молоть, кончай!

— О себе подумала, так и глупой стала?

И Гикор сказал — не Ашхен сказал, не выгону и не то чтобы своей жене, а самому себе, но потому, что палатки были разбиты близко друг от друга, и стояла ночная тишина, и войлочные стенки у палаток были тонкие, — он сказал всем:

— Ее бездельник, оставив колхозные дела, неизвестно чем там занят с другими женщинами. Она тут думает, Гикор виноват, что ее масло тухнет.

Его старуха постояла с минуту, поднеся руку ко рту, потом спросила деланно — будто бы пугаясь и будто бы в удивлении, — с любопытством былых дней:

— С какими еще женщинами, Гикор?