4 ноября состоялось второе заседание Государственного совета. Ельцин опаздывал. Горбачев начал заседание с критики выступления российского президента 28 октября. Напомним: именно тогда было заявлено, что Россия начнет осуществление экономических реформ самостоятельно. Сразу же после этого вышла серия указов Президента России, направленных на непосредственную подготовку к проведению реформы. Горбачев говорил, что «мы не можем допустить, чтобы разрушался рынок... несогласованно вводились цены и так далее. Я должен прямо сказать: окукливание никого не спасет»217
Но слова Горбачева заставляли вспомнить и о провале программы «500 дней», и о том, что он несколько лет грозился осуществить реформы экономики, да так и не смог решиться на эту заведомо непопулярную меру.Появившись на заседании, Ельцин отказался вынести российскую программу на обсуждение республиканских лидеров. Он критиковал союзный центр за то, что он пытался не замечать тех изменений, которые происходят в республиках в последние месяцы, и предупредил, что Россия пойдет на резкое сокращение финансирования союзных ведомств (так, объемы финансирования союзного Министерства иностранных дел будут уменьшены в 10 раз). Вместе с тем Ельцин настаивал, что сохранилось единое управление Вооруженными Силами разваливавшегося СССР. Он заявил, что Россия не станет ни первой, ни второй, ни третьей, ни четвертой среди республик СССР, вступившей на путь создания собственной армии.
Россия все явственнее претендовала на роль правопреемника СССР. Еще 2 октября государственный секретарь РСФСР Г. Бурбулис на встрече с российскими парламентариями" заявил, что Россия — единственная республика, которая могла бы и должна стать правопреемником Союза и всех его структур218
Это положение было сформулировано позже в так называемом Меморандуме Г Бурбулиса. То, как шло наступление на союзную собственность, находившуюся на территории РСФСР, ничем не отличалось от того, что происходило на Украине и в других союзных республиках. Другое дело, что «союзный центр» был в России и борьба за «союзную собственность» отнюдь не сводилась к декларациям Горбачева: если Россия — правопреемник СССР, «что же тогда другие члены Союза, чьи они дети? Сироты?»219 Дело было в другом: Россия лишала союзные органы объектов управления, а следовательно, и смысла их существования.14 ноября на заседании Государственного совета состоялось бурное обсуждение проекта Союзного договора. Развернулся спор вокруг вопроса: союзное конфедеративное государство или конфедерация союзных государств? М. С. Горбачев настаивал на союзном государстве, а когда не встретил поддержки, то пригрозил уходом. Его оппоненты — Б. Н. Ельцин, С. И. Шушкевич — предлагали другой вариант: конфедерацию государств, которая могла бы иметь единые Вооруженные Силы. Ельцин дополнял Шушкевича: не только единые Вооруженные Силы, но и общий транспорт, исследования космоса, единую политику в области экологии220
Ельцин выразил обеспокоенность: «Надо сделать так, чтобыУкраина не ушла». Шушкевич выразил надежду, что «в конфедерацию они пой-
221
дут» .
Конфедерация воспринималась как последний шанс сохранить единое политическое пространство на месте стремительно разваливавшегося Советского Союза. Но Горбачева беспокоило другое — мысль о необходимости единого государства, единой, союзной системы управления. Он не осознавал реальности — позволял себе говорить в адрес Ельцина: «Удивлен я, Борис Николаевич, как ты меня подвел»222
, обращаться к нему, как к школьнику, и тут же уговаривать его продолжить финансирование нескольких союзных министерств, в том числе Министерства финансов и Министерства экономики, продлить им жизнь.Неспособность Горбачева увидеть перспективу, «работать на опережение» в конце концов становилась политическим фактором, ускорявшим процессы дезинтеграции. Министр обороны СССР времен Горбачева маршал Е. И. Шапошников вспоминает: «Мне казалось, что события августа помогут Горбачеву определиться... занять по многим вопросам более четкую позицию. Но после августа его "колебательное" поведение не закончилось... Где-то в середине ноября 1991 года, поздно вечером, меня пригласил Михаил Сергеевич в Кремль.
...Его речь сводилась к поиску вариантов выхода из кризиса. При этом наиболее приемлемым, по его словам, был следующий:
Вы, военные, берете власть в свои руки, "сажаете" удобное вам правительство, стабилизируете обстановку и потом уходите в сторону.
И потом прямо в "Матросскую тишину", можно с песней,— вставил я,— ведь в августе нечто подобное уже было!
Что ты, Женя,— сказал Горбачев,— я тебе ничего не предлагаю, я просто излагаю варианты, рассуждаю вслух»223