На многих совещаниях, собраниях и форумах, которые происходили в Москве в первые месяцы 1987 г., стали формироваться и выдвигаться и первые формулы «нового мышления». Это не была какая-то новая и стройная система взглядов или какая-то новая идеология, хотя потребность в обновлении господствовавшей в партии идеологии научного коммунизма или марксизма-ленинизма была очень велика. Речь шла об отдельных формулах и понятиях, существо которых разъяснялось довольно поверхностно или даже туманно. Нам говорили не только о демократии и гласности, но также об отказе от ядерного оружия и о приоритете общечеловеческих ценностей. Но над чем? Надо было понимать, что над ценностями классовыми и национальными, которым отдавался приоритет в прежние годы. В рамках этого поворота к «новому мышлению» в Москве было решено собрать большой форум «За безъядерный мир, за выживание человечества». Он продолжался три дня, и в нем приняло участие около тысячи представителей из 80 стран мира, а также 350 представителей СССР. В советскую столицу приехали люди, принадлежавшие к разным политическим партиям, к разным общественным и религиозным течениям, ученые из многих отраслей наук, государственные деятели и проповедники, писатели и артисты, врачи и бизнесмены. Предполагалось, что подобного рода объединения смогут оживить почти затихшее движение за мир 50 – 60-х гг. Каждый из участников Московского форума получил персональное приглашение, и здесь было много известных людей. Не предполагалось принимать никаких резолюций и обращений, речь шла лишь о возможности встретиться друг с другом и провести дискуссию. Этим отсутствием парадности и восхвалений «миролюбивой политики СССР» Московский форум выгодно отличался от проведенного в октябре 1973 г. грандиозного Всемирного конгресса миролюбивых сил, который продолжался семь дней и готовился семь месяцев, но был забыт уже через несколько недель. Впрочем, и Московский форум не стал событием, о которых говорят как о «переломных». Внимательно прослушав по телевидению заключительные выступления представителей разных «круглых столов», многие из нас испытали чувство разочарования. В этих выступлениях звучала, конечно, обеспокоенность судьбами мира, но не было каких-то новых и оригинальных идей. Сами дискуссии проводились за закрытыми дверями, а на некоторые важные заседания форума не были допущены даже представители печати и других СМИ, которых прибыло в Москву из всех стран мира более полутора тысяч человек: журналистов было здесь больше, чем полноправных участников форума. На форуме трижды выступал академик А.Д. Сахаров, но некоторые тезисы его выступлений можно было узнать только из передач Би-би-си. Хорошо еще, что глушение западных радиопередач в конце 1986 г. было прекращено. В конце форума с большой речью к его участникам обратился М.С. Горбачев. Он говорил в основном о результатах встречи в Рейкьявике, оценивая эту встречу как «прорыв». По мнению Горбачева, СССР и США были близки к соглашению и были «почти» готовы к достижению «исторического компромисса».
Прогресс в «новом мышлении» с самого начала встретил очень существенные препятствия. Было слишком много завалов и тупиков в официальной идеологии и в первую очередь в оценках некоторых из наиболее важных событий советской истории и истории КПСС. О какой «гласности» и «демократии» могли говорить лидеры КПСС, если многие важнейшие события нашего прошлого по-прежнему замалчивались и фальсифицировались? В отношениях с Польской Народной Республикой самым трудным делом оказалась оценка известного «Катынского дела». В Польше общественность хотела знать правду о судьбе почти 15 тысяч офицеров польской армии, расстрелянных в Катынских лесах: по немецкой версии – в 1940 г. органами НКВД, а по советской версии – гитлеровцами в 1943 г. В нашей собственной истории шла речь о правдивой оценке фальсифицированных судебных процессов 1936 – 1938 гг. над лидерами оппозиции, т.е. о судьбе Н. Бухарина, Г. Зиновьева, Д. Каменева и многих других. И таких проблем, или, как принято было говорить, «скелетов в шкафу», было очень много. Как можно было говорить обо всем этом, не пересматривая всей истории КПСС и СССР и всей идеологии партии? Как можно было извлечь эти «скелеты из шкафа», не нанося ущерба авторитету всей партии и не ставя под вопрос ее «руководящую и направляющую роль»? В 1987 г. руководство ЦК КПСС было еще не готово к такому шагу.