Советско-гвинейская любовь

Но здесь… На противоположном берегу, на гладких камнях, обкатанных быстрой речкой, – пять шоколадных молодых нимф, совершенно голых, с прелестными выпуклостями и впадинками с ложбинками, с изумительной шоколадной кожей, отсвечивающей и переливающейся в лучах заходящего солнца, с густыми смоляными шевелюрами. Увидев его, нимфы не завизжали, не засмущались. Спокойно, как ни в чем не бывало, продолжали свое омовение с мылом и мочалками. В конце концов, они были на своей территории. И лишь изредка косили на Леонида взглядом и настороженно переговаривались, готовые в любой момент упорхнуть при опасности.

Челюсть у Семибратова отвисла ниже плеч, шорты спереди странно зашевелились. По-французски он знал не много: «бонжур», «кеске се» – «что такое», «комбъен са кут» – «сколько стоит», «мадам», «мадемуазель». Пока собирался с мыслями на предмет того, как подкатиться к девкам, те закрутили бедра цветастой материей, которую Европа специально делает для стран третьего мира, и пошли… Грациозно двигая бедрами, потряхивая грудью без бюстгальтеров. Не приняты бюстгальтеры у гвинейских женщин – жарко. Да там и так все торчало.

Дух у Семибратова перехватило, в горле стало сухо. Тонким ценителем женской красоты он себя не считал, однако успел заметить, что одна из девиц в пятерке особо выделялась. Во-первых, грацией. Во-вторых, прическа у нее была с множеством торчащих, как иголки дикобраза, косичек. Видели они эту животину вживую на гвинейской земле. И еще ощущалось к этой девице какое-то легкое почтение со стороны четырех остальных. Сердце Семибратова наполнилось непонятной смутой. Эта, с косичками, заворачивая за сейбу – огромное дерево с колючим стволом в четыре-пять обхватов высотой с пятиэтажный дом, такие на Руси не водятся, призывно-насмешливо скосила взгляд в его сторону.

Семибратов был мужик стойкий. Братьям по дырявой гостинице (окна и двери были без стекол, только решетки) ничего не рассказал. Душная теплая ночь в Африке наступает резко. Ворочаясь под пологом, не пропускавшим подлых африканских малярийных комаров (не звенят, как наши, российские, подлетают тихо, кусают нежно, но с малярийным плазмодием), Леня в который раз прокручивал в голове вечернюю встречу. Спал беспокойным сном с поллюциями.

День прошел в тяжелых трудах. Шла загрузка в вагоны руды для сухогруза. СССР к восьмидесятому году вывозил из Гвинеи три миллиона тонн руды. А американцы, подключившиеся к этому процессу позже и не поленившиеся построить обогатительную фабрику, – десять миллионов тонн руды, причем обогащенной. Но не об этом речь.

Вечер был за Семибратовым. Компания на том же берегу и в то же самое время оказалась прежней. Перешагнул Леня через речку, благо была неглубокая, сказал девкам «бонжур», широко и дружелюбно улыбнулся и стал брызгать на красавиц водой, не скрывая, что заигрывает с ними. Негритянки из местного племени с названием то ли малинке, то ли су-су были в чем мать родила, и Ленины плавки разрывались уже. Нимфы, переглянувшись, начали хохотать, но не убегали. Похоже, им льстило внимание белокурого белого красавца. Та, на которую он положил глаз, смотрела на Леню смело, не смущаясь, сверкая белками глаз и белозубой улыбкой на шоколадном фоне. Девки весело и оживленно лопотали на местном наречии. Голова у Лени закружилась, как от хмельного вина, но он четко помнил заветы со Старой площади: нельзя хватать и насиловать – международный скандал может быть. Опять же, в прошлом комсомолец, выбывший из идейных рядов по возрасту. Однако пара поощрительных жестов красавицы с косичками сломила Леню.

Прихватив одежду, с жестами и улыбками – Леня шутил по-русски, чем приводил девок в телячий восторг, компания двинулась по тропинке от речки в сторону гор. Километра через два Семибратов уже нежно держал красавицу негритянку за талию.

В деревню добрались в сумерках. В ней стояло штук двенадцать простых глиняных мазанок, покрытых пучками длинной травы, наподобие наших соломенных крыш в глубинке России. Удивительны мазанки тем, что днем в них прохладно, а ночью не холодно. Хазы называются. Территория деревни чистенькая, дорожки посыпаны песком. Три небольших костра, на которых готовилась в котлах пища. Встретила их босоногая ватага малышни. Те, что постарше, улыбались, говорили: «Э… э… фотей», – и показывали на Леню пальцем. Младшее поколение при виде незнакомца ударилось в дружный рев – в их деревне появилась большая страшная белая обезьяна. Да еще и волосатая.