Совместный номер. Противостояние (СИ)

День на работе проходит под лозунгом «только продержись, только не покажи, как тебе больно», и кажется, мне это даже удается. Но работать сосредоточенно и усидчиво я не могу, всё во мне горит огнем отчаяния и хочется сбежать от угнетающей обстановки. Хочется кричать от безысходности, вопить, дико истерить. Зачем? Зачем ты так делаешь со мной?

Я как прокаженная иду по улице, в сторону клиники, смотря себе под ноги. Звуки проезжающих мимо машин и идущих людей где-то отдаленно служат фоном для моих громких мрачных мыслей. И ничего меня сейчас не радует из моих привычных радостей, которые я так нежно и трепетно сформировывала на новом месте, пыталась прижиться, восстановиться. Всё напрасно. Он делает для меня слишком много, а потом, всего-лишь одним поступком перечеркивает всё предыдущее, все усилия, прилагавшиеся до этого.

Когда медсестра меня окликает на кресле, что шлифовка завершена и я могу одеваться, на мгновение мелькает искреннее удивление, что задумавшись, я даже не слышала физической боли. Боли, которую сейчас заглушала, в сотни раз превосходившая душевная.

После процедур я снова возвращаюсь на работу. В квартиру я не пойду. Нет, только не туда, где всё это происходило. Там я просто сойду с ума одна, запечатанная в 4 стенах. И я работаю почти до полуночи, возвращаясь в квартиру только для того, чтобы поспать, а утром с рассветом снова уехать. Теперь надо всё начинать заново, заново себя отстраивать и латать.

Но на следующий день боль ни капли не меньше, и обычно так любимая мною работа становится невыносимой, меня всё гнобит и еле дожидаюсь вечера, чтобы сбежать в зал к Эльзе. Даже не знаю, зачем еду и смогу ли что-то сегодня сделать. Из рук просто валится всё.

Первое прикосновение к холодному металлу пилона отдается дрожью во всем теле и по нему словно проходит разряд тока. Звучит музыка, я начинаю крутиться, слегка откинув голову назад и воспоминания захлёстывают, как нежданное цунами, накрывают с головой… Я устраиваюсь в клуб, знакомлюсь с Коннором в зале театра, флиртую с ним на лестнице, отшиваю в клубе, встречаю на крыльце университета, танцую для него в «Ночной стреле», первый поцелуй возле ринга, как он берет мою руку в свою первый раз на сцене, наш первый номер, он бережно вытаскивает мою лодыжку из лент, несёт на руках по аэропорту, наш первый раз в моем номере… Разбегаюсь, стараясь прогнать всё всколыхнувшееся во мне с новой силой, но мои попытки напрасны. Залезаю на пилон, делая два трюка в связке почти под потолком и снова перед глазами возникают всё новые картинки: он на коленях передо мной на крыльце моего дома, его трепетные ласки в моей постели, летящие бинты со стола в порыве желания в его комнате, вечеринка у Алекса, признания Коннора о Роуз, как я его оставляю, покидая его дом в такси… клетка в Лас-Вегасе, наш поцелуй в мексиканском полицейском участке, та сальса в клубе, его поддержка во время моей операции, а потом как я рыдала, глотая пыль вслед удаляющейся чёрной Бентли… 

Тогда я думала, что это и есть конец, и сбежала, потому что не могла оставаться в доме, воспоминания меня выжимали по капле, причиняя жуткую боль. Всё было слишком свежо и слишком больно. 

Меня отправили подальше от дома для смены всего, жить дальше, забыть его, но он… Ему ничего не помешало перелететь с континента на континент, преодолевая тысячи километров и мучить меня, снова. Наша страстная и безумная ночь в его первый приезд, в которой мне казалось, что мы сошли с ума, слетели с катушек, в которой я полностью была охвачена его властью и напором, меня долго мучила, напоминая о себе не только физической болью, но и душевной. Но в этот раз намного больнее. Больнее, что всё повторилось, а он ничего так и не осознал.

И воспоминания последних дней, нашей последней ночи меня добивают. Я резко слетаю с пилона вниз головой, держась ногами за шест, расставив руки в стороны, и останавливаюсь всего в паре сантиметров от пола. Вот и вся моя история… 

И это не свободный полёт птицы, который я ощущала в себе раньше. Нет, это - крик души. Такое фееричное и быстро закрутившее начало, высокий взлёт и резкое падение оземь, с сердцем, разбитым на мелкие осколки. Я думала, что выдержу это, пронесу в себе, но я слишком поверила в себя. Я больше не могу сдерживать всё, что до этого момента сидело во мне, больше не могу. 

Опираясь руками о пол, мягко соскальзываю с пилона и сажусь, рыдая и уткнувшись лбом в пилон. Я оказалась не настолько сильной, чтоб удержать всё в себе, пережить, переступить. Он меня всё-таки сломал, растоптал, измучил.

И я рыдаю, громко, надрывно, выпуская на волю с каждым всхлипом и вздохом все самые болезненные воспоминания, выплёскивая всю свою боль, раздирающую и выворачивающую на изнанку. Моя каменная стена самосохранения от Коннора Брайанта громко пала, в этом противостоянии он одержал победу: полную, безоговорочную и разрушительную, такие как он пленных не берут.