Современная болгарская повесть

Вот уж не думала, что моими учениками могут быть не дети! Я, конечно, слышала о вечерних техникумах, но ни разу за все мои пять студенческих лет мне и в голову не приходило, что я попаду именно в такую не упоминаемую ни в одной из университетских методик школу. Я чувствовала себя капитаном речного судна, которого без всякого предупреждения назначили командовать подводной лодкой. Первым моим желанием было броситься в Отдел народного образования и потребовать другого назначения. В таких случаях мама всегда советовала считать до десяти. Досчитав до пяти, я уже отказалась от своего намерения, а к девяти, представив себе, как будет встречен мой отказ, попросила девушек объяснить мне, где все-таки находится этот вечерний техникум.

— Сожалею, — ответила одна, — но мы нездешние.

Однако на улице все, кого я спрашивала, знали, где находится вечерний техникум, и неожиданно для себя самой я заметила, что мне это почти приятно.

Вдоль длинного четырехэтажного здания выстроилась вереница запыленных мотоциклов, зеленая «Волга» — такси и газик с надписью на стекле: «Аварийная. II район». У дверей хмурый швейцар ковырял в замке огромной отверткой.

— Входить нельзя, — остановил он меня. — Идет письменная переэкзаменовка по алгебре.

Пришлось объяснить, кто я. Швейцар недоверчиво осмотрел меня, но впустил. Широкая лестница была забрызгана мелом. Сколько предстоит мне по ней подниматься? У дверей дирекции я взглянула на себя в оконное стекло, перевела дух и постучалась. Молчание. Мне отчаянно захотелось, чтобы директор куда-нибудь вышел и чтобы наша встреча оттянулась хотя бы на полдня, но из-за двери донесся низкий мужской голос:

— Войдите!

Мой первый начальник сидел за столом и читал какой-то отпечатанный на ротапринте документ. До конца страницы оставалось еще ровно столько строк, чтобы я успела прийти в себя, проверить, хорошо ли застегнута сзади на юбке молния, и определить, что лет директору не больше тридцати пяти, но что, несмотря на это, его светлые волосы зачесаны на лоб, чтобы скрыть намечающуюся лысину.

— Слушаю вас. — Он отложил письмо и взглянул на меня.

— Я — ваша новая преподавательница болгарского языка…

Директор порывисто протянул мне руку. Сказал, что очень рад, что молодые кадры им всегда нужны, но под бодрой струей его голоса я улавливала что-то неприятное, о чем он пока решил умолчать.

В жизнь техникума я включилась на бегу. Шли осенние экзамены, и меня тут же назначили членом экзаменационной комиссии вместе с историком Тодоровым. Комната двадцать восемь, третий этаж. Десяток мужских голов поднялся над партами, в глазах — сплошные цифры. Тодорова я угадала только потому, что он сидел на последней парте и перед ним не было белых листков. Мы шепотом познакомились, и через тридцать минут я уже знала всю его биографию, в обмен на мою, разумеется. Но я отвечала рассеянно. Больше смотрела на сидящих передо мной мужчин и на островки седины в их волосах. Неужели и у меня будут такие ученики?

К середине второго часа я заметила, что высокий, сидящий у самой двери, списывает. Списывает мастерски, с накрученной на большой палец узкой бумажной ленточки. Из-за низенькой, для первоклассника, парты торчали его длинные, напряженно подрагивающие ноги. Во мне немедленно встрепенулся только что народившийся учитель.

— Смотрите! — прошептала я Тодорову. — Вон тот высокий списывает.

Но случилось невероятное! Мой коллега не пожелал ничего видеть.

Я вытянула бумажку из потной ладони шпаргалочника и кинулась в дирекцию.

— Товарищ директор, — запыхавшись, я толчками выбрасывала слова, — один из учащихся списывает.

Директор локтем отодвинул отпечатанный на ротапринте документ, его светлые глаза учащенно замигали.

— Кто?

— Такой высокий.

— У самой двери?

— Да.

Директор откинулся на спинку кресла, в углах рта у него появились горькие складки.

— Кто-нибудь видел, что вы его поймали?

Я не сразу поняла всю нелепость его вопроса.

— Не знаю, кажется никто.

Директор облегченно вздохнул и посмотрел на меня как человек, собирающийся попросить взаймы большую сумму.

— Вот что, Георгиева, вы у нас человек новый… У нас учатся рабочие. Тут нужен другой подход, я бы сказал — классовый.

Я была уже у двери, когда директор меня окликнул:

— Дайте мне этот листок, пожалуйста.

Я отдала. В голове у меня гудело.

Тодоров встретил меня многозначительной улыбкой и как ни в чем не бывало стал рассказывать о своей коллекции старых монет. Вдруг я почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась. Слева от нас сидел человек с седыми висками, на которого я сначала не обратила внимания. Он пристально смотрел на меня поверх склоненной головы соседа. Шпаргалочник подождал, подмигнул и нахально попросил еще бумаги. Седовласый презрительно смотрел на меня. По возрасту этот пожилой ученик годился мне в отцы. Работу свою он сдал последним. Ручка у него, видно, была не в порядке, и на пальцах, пропитанных машинным маслом, синели чернильные капли. Чернила не размазывались — он просто стряхнул их, как воду.