— Мы точно в норке сидим, — сказала она наконец прямо ему в ухо, слова слились в громкое жужжание. — Поцелуй меня еще.
Он исполнил ее просьбу, вновь растворившись в крылатом мраке волос и губ. И легкие, как и прежде, распирали грудь.
— Ты сойдешь здесь? Мы уже у твоего дома, — внезапно спросил мужчина за рулем.
Беске рывком вышвырнули из мрака, и он очутился на полу машины. Кто-то захихикал.
— Если, конечно, сможешь оторваться, — продолжал водитель.
У Беске кровь прилила к лицу.
Автомобиль остановился возле его дома. Водитель обошел машину и открыл заднюю дверцу. Беске, захватив коньки, спрыгнул на землю и на мгновение замер, глядя на Ушу. Она подмигнула ему, улыбнулась и показала язык. А когда водитель захлопнул дверцу, крикнула:
— Не забудь, завтра я тебе что-то отдам!
Машина тронулась. Беске отступил на обочину. Внутри у него перекатывался пылающий шар счастья. Он издал оглушительный вопль вслед машине и подбросил в воздух коньки. Перевернувшись, они упали на дорогу, рассыпав по снегу красные искры.
Вита Андерсен
(р. 1944)
В ДЕРЕВНЮ
© Gyldendal Publishers, 1983.
Она не знает, какой нынче день. Может, четверг, а может, пятница. Вообще-то отъезд давно назначили на понедельник. Но накануне все переменили. А сейчас она сидит на лавке на палубе парома, который перевозит пассажиров через Большой Бельт. Моросит дождик, и все остальные пассажиры, во всяком случае, с этой стороны парома, перешли в остекленный салон на середине палубы. И почему только отложили отъезд? Что, если хозяева хутора, которые должны взять ее к себе, в последний миг передумали? Сердце опять забилось часто-часто. Она скосила глаза на бирку, что висела у нее на груди: «Сив Теркельсен направляется в усадьбу Антона Мадсена, в Скраве близ Скодборга». Вот куда ей надо. К Антону Мадсену. Похоже, толстый, добродушный дядюшка. Но что, если Мадсены раздумали ее брать, а директорша все равно их уговорила? Известно, в приюте Сив всем надоела. Ей не сказали, почему отложили отъезд. И вообще она не знала, зачем ее отсылают на хутор. Все это уладили между собой мать, отец и приютское начальство.
Сив еще и упрямая. Вечно она выдумывает какое-нибудь безобразие. В прошлое воскресенье — а по воскресеньям им велят писать домой письма — дети какое-то время были одни, без воспитательницы, и Сив придумала, чтобы все приклеили к домашним туфлям бумажные подметки. Так забавно было вырезать подметки из бумаги для писем и приклеивать их к туфлям. И все дети стали носиться по столовой на этих бумажных подметках. И немножко клею попало на пол. Сив ухмыльнулась: ой, как смешно это было. Неужто все шлепанцы от клея попортились? Конечно, зря она затеяла такую игру. Но тогда ей и в голову не пришло, что это безобразие.
Вокруг парома стайками летают чайки. Голодные, наверно. Чудно как-то кричат они, даже чуть зловеще. Закроешь глаза, и кажется, будто это люди кричат. Но, конечно, они просто голодные. А Сив везет с собой завтрак — в коробке из-под ботинок. Коробка лежит в самом верху чемодана. Но если накормить чаек, самой нечего есть будет. Сив то и дело оборачивается назад — проверить, на месте ли ее чемодан. Боится: вдруг кто-нибудь его утащит. Сначала она поставила его на лавку рядом с собой. Думала, ничего страшного, никто там ведь не сидит. Но вдруг перед ней вырос мужчина.
— Сейчас же сними этот грязный чемодан с лавки! Из-за тебя люди приличную одежду испачкают!
Она не знала, кто он такой: из паромной команды или обыкновенный пассажир. Она сняла чемодан с лавки. Вовсе он и не грязный. Тогда она пересела на другую лавку, чтобы оттуда все время присматривать за чемоданом, но теперь он оказался от нее слишком далеко. И она снова вернулась на прежнее место: сидит теперь спиной к чемодану, да вдобавок обхватила его одной рукой. И кажется, будто Сив и ее чемоданчик — одно, посылочка, которая следует по назначению.
В городе Фредерисия надо пересесть на поезд. Только бы машинист нужную табличку вывесил — куда поезд идет. Чтобы никого не расспрашивать. Когда Сив надо было пересесть с поезда на паром, у причала стояли два парома. Она кинулась к железнодорожнику, спросить на какой из двух ей садиться, но его все время одолевали взрослые, и он сначала стал отвечать им. А она так измучилась от шума, от мельтешенья людей, сновавших взад и вперед. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, дожидаясь, когда же ей ответят, на какой ей нужно паром, и все время боялась, что паром вот-вот отчалит и она единственная из всех пассажиров не поспеет на него сесть.