Современная европейская философия (XX век), беседы 1-2

Сказав о том, что философия связана с феноменом личности, т. е. с тем — есть этот феномен или нет, я хотел бы теперь вновь вернуться к вопросу о расшифровке и показать на конкретном примере, что это значит. Это приблизит нас к пониманию сути философского, а значит и личностного, акта. К пониманию его особого характера, выраженного в языке. К примеру, зачем и о чем такие встречающиеся в современных философских текстах очень странные порой фразы, как «человек есть бесполезная страсть» — цитата из Сартра. Что она значит?

На первый взгляд, эта фраза кажется понятной. Так ведь? Она говорит о пессимизме, унынии, неверии в человеческие силы и т. д. То есть, я расшифровываю ее, предполагая, что она относится к некоторым состояниям, которые философы называют эмпирическими, психологическими состояниями человека. Уныние, страх, пессимизм — это психологические термины. И, казалось бы, они указывают на что-то реальное в человеке. А в действительности эта фраза означает совсем другое.

Она вовсе не выражает никаких психологических состояний. Ни состояния уныния, ни состояния пессимизма, ни страха, а означает нечто другое и может быть понята только как элемент в цепочке философского рассуждения. А философское рассуждение не есть рассуждение о психологии людей, а есть рассуждение, выражаясь метафорически, о делах божественных. В нем нет дела до нашего уныния, до наших состояний подавленности. Поэтому, если вы встречаетесь с подобной фразой, то сразу можете сделать предположение, что она совсем о другом, хотя, к сожалению, часто, из-за неумения читать, такие фразы воспринимаются как признак декадентства, упадничества и пр. Повторяю, в философском контексте (и мы к этому еще вернемся) выражение «бесполезная страсть» означает нечто иное. А именно, что человек как таковой должен прежде всего мыслить, стремиться стать Богом. Которым он быть не может. То есть, я прошу обратить внимание на этот оборот: человек есть страсть (это, чтобы вы поняли теперь слово «страсть») есть страсть быть чем-то, а не что-то. То есть, человек не есть предмет, а есть направленность к какому-то состоянию. Такого предмета, как человек, в мире нет. Он есть бесполезная страсть, так как есть его стремление выйти из себя и стать Богом. Или можно сказать так: человек существует лишь в той мере, в какой он в себе преодолевает человека. Или, как сказал бы Ницше, для того, чтобы быть человеком, нужно стремиться к сверхчеловеческому. И тогда последствием стремления к сверхчеловеческому будет человеческое. Как в известной ситуации: хотите занять сто рублей, просите пятьсот. Этим примером лучше всего, видимо, можно пояснить странное желание философа иметь что-то с избытком, чтобы обрести или иметь минимум.

Кстати, отсюда, в виду сложности понимания философского языка, появляется и фигура «белокурой бестии». Знакомое вам, видимо, словосочетание. Я опять имею в виду Ницше и его идею сверхчеловека или в просторечии — «белокурой бестии» со всеми сопутствующими этому выражению обвинениями Ницше в расизме и прочих немыслимых грехах, о которых скучно говорить; вы сами, очевидно, легко можете заполнить этот словесный ряд. У Ницше этого нет. Он говорил на философском языке. Он не имел в виду какую-то расу, а тем более — немцев. Он презирал, ненавидел их и был далек от мысли восхвалять их настолько, что выдавал даже себя за потомка польских князей, лишь бы не быть немцем. Это фигура речи философская. И означает она лишь то, о чем я только что говорил. Сверхчеловеческое. Это главное в человеке. Человеком можно быть лишь преодолевая в себе человеческое, «слишком человеческое». Опять цитирую Ницше. Словосочетание «человеческое, слишком человеческое» — это классическое, или вернее, ставшее классическим, выражение Ницше.

Итак, что я сказал? Я пытался пояснить вам специфику философского языка и одновременно необходимость с ним осторожно обращаться. Повторяю: «Человек есть бесполезная страсть» или «сверхчеловек», если мы поймем эти слова в ряду слов обыденного языка, то ничего не поймем. Это не значит, что должна придти раса «сверхлюдей». Это философский воляпюк. Жаргон, если хотите, но без него нельзя мысли некоторые выразить. Поэтому приходится жаргон изобретать. Это свойство, кстати, всякого жаргона, как студенты, вы ведь тоже способны, наверно, так разговаривать между собой по-русски, что я ничего не пойму, поскольку это жаргон вашего поколения, а у моего поколения был свой жаргон. И в нем есть необходимость. Есть какие-то вещи, которые можно высказать только на этом языке. А есть вещи, которые можно выразить только на философском языке.