Современная комедия

– И в сущности, никого не знаю.

– Разве?

– Конечно, нет. Правда, мы все зовем друг друга по именам, но в общем…

– Мне очень нравится ваш муж.

– О, Майкл прелесть! А как живет Джун?

– Я ее вчера видела – у нее, конечно, опять новый художник, Клод Брэйнз. Он, кажется, так называемый «вертижинист».

Флер закусила губу.

– Да, их теперь много, но, вероятно, Джун считает его единственным.

– Да, она считает его гением.

– Удивительный она человек.

– Да, – сказала Холли. – Преданнейшее существо в мире, пока увлечена чем-нибудь. Возится, как наседка с только что вылупившимися цыплятами. Вы никогда не видели Бориса Струмоловского?

– Нет.

– И не смотрите.

– Я видела его скульптуру – он лепил одного из дядей Майкла. Вполне нормальная вещь.

– Да. Джун решила, что он сделал эту вещь только ради денег, а он ей этого не мог простить. Она, конечно, была права. Но как только ее питомец начинает зарабатывать, она ищет другого. Она прелесть!

– Да, – сказала Флер, – мне она очень нравилась.

И еще поток воспоминаний: и кондитерская, и река, и маленькая столовая в квартирке Джун, и комната на Грин-стрит, где она под пристальным взглядом синих глаз Джун переодевалась после венчания.

Флер схватила «Обезьяну» и подняла повыше.

– Ну разве это не сама жизнь?

Пришла бы ей такая мысль в голову, если бы не Обри Грин? Но в этот момент его слова казались удивительно правильными.

– Бедная обезьянка, – вздохнула Холли. – Мне всегда так их жаль! Но картина, по-моему, чудесная.

– Да, я ее повешу вот тут. Достать еще одну картину – и комната была бы закончена. Но все так дорожат своими китайскими вещами. Эту я получила случайно – умер один человек, Джордж Форсайт, – знаете, тот, что играл на скачках.

– О-о! – тихо протянула Холли, вдруг вспомнив насмешливые глаза этого старого родственника в церкви, когда венчали Флер, и услышав его глухой шепот: «Выдержит ли она дистанцию?»

А правда, выдерживает ли она дистанцию, эта хорошенькая лошадка? «Хотел бы, чтобы она отдохнула. Жаль, что ей некуда дезертировать!»

Но нельзя задавать такие интимные вопросы, и Холли ограничилась общим замечанием:

– Как вы воспринимаете жизнь, Флер? Вы, современная золотая молодежь? Когда оторвешься от всего и проживешь двадцать лет в Южной Африке, чувствуешь себя как-то вне жизни.

– Жизнь! О, мы, конечно, знаем, что жизнь считается загадкой, но мы и не пытаемся ее разгадывать. Мы просто хотим пользоваться минутой, потому что не верим, что что-нибудь долговечно. Но мне кажется, мы не вполне умеем пользоваться ею. Мы просто летим вперед и надеемся на что-то. Конечно, существует искусство, но не все мы художники, а кроме того, экспрессионизм… вот Майкл, например, говорит, что в нем нет никакого содержания. Мы с ним носимся, но Майкл, верно, прав. Я встречаюсь с невероятным количеством писателей и художников – считается, что они занятные люди.

Холли слушала в совершенном удивлении. Кто бы подумал, что эта девочка так все понимает? Может быть, ее наблюдения и неправильны, но все же она что-то и как-то понимает!

– Но ведь вам все-таки весело?

– Конечно, я люблю хорошие вещи, люблю занятных людей. Я люблю видеть все новое, все стоящее – или по крайней мере то, что кажется в данную минуту стоящим. Но дело в том, что все в конце концов теряет новизну. Видите ли, я ведь не принадлежу ни к гедонистам, ни к новым верующим.

– К новым верующим?

– Как, вы не знаете? Это что-то вроде лечения верой: не старое «Бог есть добро, а добро есть Бог», а скорее смесь силы воли, психоанализа и веры в то, что все будет в порядке завтра утром, если только скажешь, что все в порядке. Наверно, вам они попадались. Они страшно серьезно относятся к делу.

– Знаю, – сказала Холли, – у них блестят глаза.

– Вероятно. Я в них не верю – я ни в кого не верю, да и ни во что, собственно. Разве можно верить?

– Ну а простой народ? А тяжелый труд?

Флер вздохнула:

– Да, вероятно. Вот Майкл, я прямо скажу, чело– век неиспорченный. Давайте пить чай. Чаю, Тинг? – И, включив свет, она позвонила.

Когда нежданная гостья ушла, Флер осталась неподвижно сидеть у огня. Сегодня, когда она была на грани близости с Уилфридом!.. Значит, Джон не женат! Конечно, ничего от этого не изменится. Жизнь никогда не складывается как в книжках. И вообще все эти сантименты – ерунда! Хватит! Флер откинула прядь со лба и, достав гвоздь и молоток, стала вешать «Белую обезьяну». Между двумя чайными шкафчиками с цветной перламутровой инкрустацией картина будет выглядеть замечательно. Раз Джон не для нее, то не все ли равно – Уилфрид или Майкл, оба или никого. Высосать апельсин, пока он у тебя в руках, и бросить кожуру. И вдруг она увидела, что Майкл здесь, в комнате. Он вошел очень тихо и стал у камина, за ее спиной. Она быстро оглянулась и сказала:

– Ко мне заходил Обри Грин насчет натурщицы, которую ты ему послал. И Холли, миссис Вэл Дарти: сказала, что встретила тебя. Да, смотри, что нам принес папа. Правда, чудо?

Майкл молчал.

– Что-нибудь случилось, Майкл?