Обойдя всех с корзиночкой, Агнес снова села рядом с ним. Он держался руками за край дивана. Она села так, что ее нога коснулась его руки. Роналд боялся показать, что заметил это. Он взглянул на нее лишь в тот момент, когда они одновременно пригубили свои рюмки с вермутом. Свободной рукой Роналд достал из кармана сигареты и предложил одну из них Агнес; она закурила, делая короткие, «дамские», затяжки.
Впервые за эти дни Роналд подумал о матери. Мать сидела выпрямившись на самом краешке слишком глубокого кресла. Лицо у нее побагровело от напряжения. Она беседует с отцом Агнес. Радостно смеется его остротам, рассказывает что-то из своей жизни. Милая мама, думает Роналд, в сущности, ты заслуживаешь с моей стороны гораздо большей любви. Ты, должно быть, всегда меня понимала. Но не смела этого обнаружить из страха перед отцом. Мама, ты не виновата в том, что я чувствовал себя несчастным. Правда, ты никуда меня не пускала, опекала на каждом шагу и следила за мной так строго, что я вырос непохожим на других. Я не смел играть на улице, да и мало ли чего еще я не смел, потому что ты всегда чего-то боялась. Но это была лишь твоя преувеличенная забота, твоя слишком сильная любовь. Ты, вероятно, никогда не любила отца, я был, наверное, единственным, кого ты могла любить.
Своими пальцами он ощущал тепло, исходившее от Агнес, гладкую поверхность ее чулка. Он наклонился вперед и коснулся плечом ее плеча.
Мама, продолжал он думать, когда мы вернемся в Амстердам, я не забуду о том, что сейчас пришло мне в голову. Вспоминая Агнес, я постараюсь относиться к тебе лучше, чем сейчас. Хорошо относиться к другим можно лишь тогда, когда счастлив сам, а я сейчас счастлив.
Сегодня он всех любил и всем прощал. Это была жизнь, чудесная жизнь: теплая комната, мягкие ковры и рядом светловолосая девушка в платье из черного бархата.
Когда открылись двери, он, счастливый, словно окрыленный, направился к столу. Тетя усадила Агнес рядом с ним.
Еще не успели убрать закуску, как его охватил страх. Ему показалось, что он видит кошмарный сон.
Прежде всего стол. На нем стоят шесть свечей — три длинные и три наполовину сгоревшие, оставшиеся от предыдущего праздника.
И зачем тетя пригласила барона? Конечно, чтобы показать ему, как любезно она обходится со своими нищими родственниками. Вот, пожалуйста, он сидит и ласково смотрит на них.
Фриц, с детским слюнявчиком на шее, навалился грудью на стол. Еда падает у него изо рта обратно в тарелку. Тетя все еще водит его за ручку. Он уже третий год учится в первом классе.
В эту минуту мать подавилась. Тетя бьет ее по спине. Мать старается указательным пальцем вытащить кость из горла.
Дядина толстая левая рука лежит на столе. На ней перстень с большим голубым камнем. За неимением фамильного герба на камне выгравированы листья клевера, Похоже, что они срисованы с игральной карты трефовой масти. А отец! Его левая рука прикрывает сбоку тарелку. Атавизм! Жест всех бедняков! Из поколения в поколение у них крали со стола еду. На рюмке отца жирное пятно, потому что он не вытирает салфеткой губы, прежде чем отпить. Он лезет своей вилкой то в креветки, то в сардины, то в спаржу. И все время повторяет: «Да, господин барон». А тетя, обращаясь к отцу Агнес, подчеркнуто называет его «господин ван Ревендал».
Неужели Агнес ничего еще не поняла? Не смеется ли она про себя над всем этим? О, все потеряно, все потеряно!
Он был так расстроен, что не расслышал вопроса, заданного ему господином Ревендалом, и переспросил:
— А-а?
— Ты что, не умеешь прилично отвечать на вопросы? — поинтересовался отец.
— Он, видно, раскис от вина, — засмеялся дядя, но все-таки подошел к нему с бутылкой, чтобы вновь наполнить ему рюмку. Однако тетя сказала:
— Нет, Карел, серьезно, он уже достаточно выпил для своего возраста.
Роналд чувствовал, что, если начнет возражать, произойдет скандал. Наученный событиями дня, он не хотел, чтобы его еще раз выгнали из-за стола. Он медленно встал и положил на стул свою салфетку, подыскивая подходящий предлог, чтобы удалиться.
— Я думаю, мне лучше уйти, — начал он. — Я…
— Сиди, пожалуйста! — приказала тетя. — Что это ты надумал?
Тут он вдруг услышал голос своего отца, насмешливо сказавшего с набитым ртом:
— Если молодому человеку срочно нужно в туалет, тогда другое дело, хоть это и не совсем прилично.
Свечи замелькали перед глазами Рональда, их стало внезапно очень много. Пар от стоящей на столе еды нестерпимым жаром опалил ему лицо. Он впился руками в край стола. Он смотрел на тетю, но видел лишь расплывчатое пятно, похожее на фотоснимок духа, явившегося во время спиритического сеанса. Стол начал опрокидываться на тетю. Окончательно упасть ему помешали тетины колени. Скатерть поползла вниз; свечи, к счастью, сразу погасли. Раздался звон разбивающегося фарфора, громко стукнуло упавшее ведерко со льдом.
Роналд был уже у двери. В мрачном коридоре горел только фонарик под потолком. Он взбежал вверх по лестнице. Попробовал открыть окно из цветных стекол. Рама подалась, но не до конца. При этом она издала звук, похожий на крик младенца.