Современная нидерландская новелла

— О, Флорис, — сказала Лили. — Там наверняка произошел несчастный случай. Поезда ведь никогда под аркой не останавливаются. Должно быть, кто-то попал под поезд. Старик или ребенок. Да, конечно, ребенок. Пойди туда, Флорис, и помоги. Сидеть возле меня больше нет никакого смысла. Здесь твое искусство уже бессильно.

— Никуда я не пойду! Я останусь с тобой! — выкрикнул он. И тихо добавил: — Зачем мне идти? Единственное, что я могу, — это перевязать кому-нибудь рану носовым платком, а это может сделать кто угодно.

Вдруг она несколько раз дернула головой. Все ее тело в последний раз пришло в движение, по нему пробежала долгая дрожь, и больше она уже не шевелилась. Он схватил ее за руку, закричал: «Лили, Лили!» — но ничего не произошло. Тогда он оставил свои попытки, вяло подумал про стетоскоп, но не стал доставать его, откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Ребятишки, которые в этот воскресный полдень собрались на взморье, таращились из всех окошек поезда и размахивали ведерками и флажками. Несколько мальчишек постарше уселись на обочине канавы и пели под гитару.

За его спиной возникла мамаша Венте и тронула его за плечо.

— Ну как, доктор, умерла? — спросила она.

— Умерла, доктор, совсем умерла? — спрашивали другие обитатели пансиона, следом за ней проникшие в комнату. Старуха в ночном капоте, с лысой головой. Мужчина, у которого вместо руки был толстый неряшливый сверток, бинты частью размотались и свисали вниз. Тощий юнец, не умеющий говорить, умеющий только кричать «ду-уу». В гостиной тоже толпились люди.

Клондайк встал.

— Убирайтесь все отсюда вон! — выкрикнул он. — Человек умер. Чем я могу помочь? Я сделал все, что мог. Чего вы еще от меня хотите? Человек уже мертв. Теперь нужно только добыть бланк, чтобы составить заключение о смерти, и все будет кончено.

— Все навсегда будет кончено, — повторил он уже для себя самого и повернулся к двери.

Но старик с перевязанной рукой задержал его.

— Это правда, доктор, — сказал он. — Вы сделали все, что могли, потому она и умерла. Пока вы не делали всего, что вы можете, она потихоньку поправлялась, глядишь, сейчас уже и ходила бы. А теперь она умерла. Никогда не делайте все, что вы можете. Никогда. Самое большее, что вы можете сделать, — это какую-нибудь несправедливость.

— Богопротивную несправедливость! — подхватила лысая старуха.

— Сделал все, что мог, — значит всего лишь, что один метод он предпочел другому. Делать все, что можешь…

— …это вызов богу! — снова перебила старуха.

— Кто делает все, что может, — продолжал старик, — подобен тому, кто мошенничает при игре в кости. За мошенничество наказывают, и это более чем справедливо.

Клондайк вырвался от него и вышел вон, хотя знал: старик прав. Безусловно прав.

Внизу, под аркой, было целое столпотворение, поезд по-прежнему стоял на повороте. Шумно галдели зеваки. Огромная, странного вида автомашина ревела, точно корова на бойне. Клондайк с трудом пробился сквозь толпу. Пишется ли заключение о смерти на специальном бланке или просто на рецепте, он понятия не имел, так что придется ему зайти к своему другу Хемелрику и спросить у него.

У дома Хемелрика он остановился в растерянности, обнаружив, что на дверной табличке криво налеплена бумажка с другим именем. Но все-таки позвонил. Ему немедленно открыли, так как коридор был забит пациентами и никому не понадобилось специально идти открывать. Он впервые заметил, что входная дверь не распахивается до конца, так узок там коридор. Он с трудом протиснулся внутрь.

— Позвольте мне пройти, — пришлось ему попросить присутствующих. Он даже выдохнул из себя весь воздух, чтобы стать как можно тоньше. Но народ в коридоре всполошился.

— Эй, вы позже всех пришли, здесь очередь, займите свое место.

— Я сам врач, — кричал он, локтями пробивая себе дорогу. — Дайте мне пройти.

Ему удалось добраться до кабинета, и он вошел, спиной придерживая дверь от напирающей из коридора толпы. Голая женщина, ожидавшая результатов осмотра, при виде Флориса ахнула, подхватила рубашку и закрылась ею. Желтые хлопчатобумажные занавески на окнах, за которыми вовсю сияло солнце, были опущены — от любопытных глаз. Комната поэтому была залита желтым светом зари, казалось, весь дом еще спит…

Другой, незнакомый врач обернулся от своего стола к Клондайку. Это был крупный мужчина со свирепым красным лицом и толстым животом. На нем был грязноватый белый халат, на животе почти совсем черный.

— Вам что нужно? — спросил он. — У меня в данный момент нет приема. Разве вы не знаете, что сегодня воскресенье?

— Мое имя доктор Клондайк, — сказал Флорис. — Я пришел насчет заключения о смерти. Не могли бы вы мне помочь?

— Нет, — отрезал врач. — Это невозможно.

Он угрожающе поднялся со стула, самописка в руке точно оружие.

— Доктор. — Клондайк положил руки ему на плечи, стараясь задержать его и направить его мысли по другому руслу. — Прежде здесь жил один мой друг, он всегда мне помогал. Помогите же теперь вы. Это крайне необходимо.

— Нет, доктор, — отвечал тот. — И не подумаю. Будьте добры освободить помещение.