Современная Россия – как деструктивная общественная система

Эти горячие слова он написал ещё в правление Александра II, но они не утратили свою актуальность до самого крушения Империи. Интересы внутренней стабильности требуют постоянной борьбы с такими негативными явлениями, и методы должны соответствовать месту и времени. Методы, которые в той или иной степени были пригодны для России 15 – 18 веков, в 19 веке утрачивали эффективность, а к концу 19 века уже тормозили её развитии, а императоры со своим метафизическим мышлением (за исключением Александра II) не понимали существа глубинных изменений российского общества. О производственных силах и производственных отношениях написано уже так много, что этого касаться не будем, это само собой разумеется. Но следует отметить социологический аспект – это изменение социальной структуры общества, то, чего не поняли и не учли последние императоры, правящие после Великих реформ 1860-х, ни Александр III, ни Николай II.

Он не поняли и не учли процесс схода дворянского сословия с исторической сцены и его растворение в народной массе, среди остальных сословий – грани между которыми уже тоже стирались. Бурно развивавшиеся капиталистические отношения запустили процесс нового расслоения граждан, где водораздел ложился по признаку не происхождения, а материального благосостояния, как и в любом капиталистическом обществе. Капитал теперь приобретался не эксплуатацией крестьян, а собственными способностями, предприимчивостью, деловитостью, хозяйственностью, или просто удачей.

Это была грустная и одновременно оптимистичная эпоха бурных преобразований, а образы потерянных дворян на фоне их обветшалых поместий навсегда вошли в сокровищницу русской культуры трогательными персонажами из повестей А.П. Чехова – «Вишневый сад», «Три сестры», «Драма на охоте».

Экономическая статистика свидетельствовала о неуклонном сокращении земельных дворянских владений, о разорении тех помещиков, которые оказались неспособными вести хозяйство в новых условиях. Они либо переходили в разряд сельской буржуазии – кулаков, либо пополняли ряды чиновников, инженеров, людей либеральных и творческих профессий. При этом они утрачивали кастовую мораль и демократизировались, но сохраняли высокую образованность и культуру. Дворянство утрачивало экономическую активность и переставало быть господствующим классом, в армии оно ещё сохраняло влияние, но тоже уже размывалось разночинными элементами.

Более того, дворяне были отнюдь не однородны по своим политическим воззрениям, и в основной массе явно или скрытно были враждебны царскому режиму. Как образованные люди, они не могли остаться индифферентными к новым общественно-политическим учениям и к политической деятельности, которая, по сути, началась в России только после реформ 60-х. Это происходило с опозданием от европейских стран и США, поэтому России еще только предстояло пережить ту острую стадию борьбы, которую развитые страны уже благополучно миновали, осмыслили и сделали выводы. В России же широкие слои образованного населения были охвачены желанием немедленных перемен, и ненавидели застывшие государственные формы и методы. Молодежь особенно была подвержена крайним радикальным методам, вплоть до экзальтации и жертвенности, что проявилось в террористической войне, которую сначала Народная воля, а затем и эсеры повели против царской власти, и которая прекратилась только с установлением парламентского правления. В интеллигенции возрастом постарше преобладало злорадство по поводу неспособности царского режима подавить оппозиционные выступления. Корыстные же бюрократы, карьеристы, или дремучие ретрограды, которыми были заполнены государственные структуры, только дискредитировали царскую власть, по-настоящему же ответственных, передовых людей остро не хватало.

«Но ни император Александр III, ни люди, окружавшие его, не стояли на высоте той задачи, которую история поставила перед ними. Александр III не понимал двух положений: во-первых, что его самодержавный престол опирается на крестьянство, а не на дворянство, и, во вторых, что крестьянство зажиточное, обеспеченное в своих материальных интересах, так же как и в своих интересах культурных, будет более прочной опорой престола, чем поставленное в зависимость от произвола чиновников, лишенное свободы, общих гражданских прав, просвещения и стоящее на рубеже материальной нищеты.

События последнего времени с полной ясностью показали, что бессмысленная коммунистическая пропаганда могла иметь успех среди земледельческого населения только благодаря крайнему его невежеству, бедности и почти полному равнодушию к судьбам своего государства, которое оно знало только как силу, требующую беспрекословного повиновения и уплаты податей»[6] – так писал потом в эмиграции Петрункевич.