Современная русская литература: знаковые имена

Опять захотелосьОсторожноКраешком глазаВыглянуть из подмышки слонаПрилетела птичкаУстроилась на веткеУвидела меняЗрачок в зрачокИ испугаласьСлон как бы не в счетСтрашно от нацеленногоИ такого же испуганного взгляда

Жалко птичкуСовсем маленькаяБоязливаяЧем ей помочьА кто поможет мнеВдруг представил себя птенцомПрилетела птичкаПринесла что-то в клюве— ешь дорогойНе кричиЯ рядомЗакрыл глаза и почувствовалЧто вываливаюсь из гнезда

Спохватился и полетелПолетел

Ощущение мира, ощущение себя малым сим, прозорливое ощущение, что в слабости есть сила, — свежесть и чистота восприятия весенним дождем льется на сердце. Интересны также стихотворения «Облако спустилось вниз», «А далее была любовь», «Прежде предпочитал ходить перпендикулярно горизонту», «Выброшенные через забор старые рваные штаны» и др. Противоречивость текстов, словно на весах вечности, — от прозрений до пошлости, в коей прозрений-то, собственно, не меньше… Разгадка очевидно в том, что это собрание АКТуальных текстов, где актуальность несколько отходит на второй план, выдвигая АКТ на первый. Насколько это продуктивно, целесообразно и даже коммуникабельно — решать читателю, сегодняшнему ли, завтрашнему… Я лишь высказываю сугубо индивидуальную точку зрения, и мне немного жаль того, что поверни, казалось бы, еще чуть-чуть грань стихотворения — и оно бы заблестело другим блеском, засияло другим знанием, другой ипостасью. Ну, нет так нет, на все воля творца.

Виталий Амурский. Время поэта

Виталий Амурский «Tempora mea». Франкфурт-на-Майне. Литературный европеец, 2007 г.

Новая книга Виталия Амурского «Tempora mea», вышедшая в серии библиотеки журнала «Литературный европеец», пронизана тонкими нитями философских раздумий: о покинутой им родине, о поэзии, литературе в целом, об искусстве, об отношении к миру и взаимоотношениях с миром, о душе, о чем-то тайном, нашептанном в ночи неумолкающей музой.

Где-то печальные строки полны воспоминаний и тоски по России:

Потемневшие вывески:«Парикмахер», «Портной»…Полетать бы над Витебском,Как Шагал молодой.В мягкой вате тумана

На вечерней зареУ стогов Левитана Полежать на траве.В тесной кухне московской,Под сухое вино,Поболтать о ТарковскомИ о польском кино.

Это уходящая эпоха могикан манит к себе своей величественностью и силой, разворачивая плечи в узком пространстве московских кухонь и коридорах памяти, заставляя и самому себе выставлять собственный счет, оценивать жизнь и выбранную дорогу:

Пока еще не пробил час финальный,Учись ценить, что даровал нам Бог:Провал небес и избранность дорог,И суету квартиры коммунальной.

Потрясающе искренни и виртуозно безыскусны строки Виталия Амурского, рисующего осень. Создается ощущение прозрачности, одухотворенности, визуальности художественного мазка мастера, который пишет свою неповторимую, не похожую на другие яблочную осень:

Золотистая, с легкой охрой,С белым инеем по утрам за окнами,С ветерком, обнажающим деревьев кроны,С туманами, дождиками или без оных.Кисло-сладкая. Яблочная. Печальная.С пирогами вчерашними да грузинским чаем,С лужами, на которых ледок хрупок,С дымками над крышами, как у стариков из трубок…

Льется и льется искусная вязь слов, увлекая за собой в патриархально-импрессионистскую чувственную осень прошлого, такую сказочную и недосягаемо прекрасную.

Размышления о природе сменяются наблюдениями за человеческой душой, практически за тождественностью человека и природы, схожестью их нравов:

В душе, как в храме, легкий мрак стоит.Такой же, впрочем, как стоит снаружи,Где через парк подвыпивший старикБредет, не замечая грязь и лужи.