Современная советская фантастика

«К черту! — думал Свирь. — Сейчас я увижу все сам. И как она выглядит, и где ее нашли. И ведь ничего не осталось — кроме аппаратуры. Ни записей, ни документации, ни даже вещей. И вот медяшка эта — девять миллиметров в диаметре — сохранилась. Закатилась в щель. Как могло случиться, что она закатилась в щель? Видимо, они здорово спешили…»

Он попытался представить себе, как все это было, как объятый непонятным ужасом экипаж в панике грузился на бортовые челноки, на полной скорости уходящие от корабля, обреченного теперь столетиями падать в пустоту, — но у него ничего не вышло, а вместо этого он, словно наяву, увидел изъеденную метеоритами стену борта, дрожащие пятна фонарей, пляшущие по мертвым стенам покинутых кают, и потрясенные лица Поисковиков, три дня спустя обнаруживших на найденном в дальнем космосе звездолете неизвестной конструкции земную монету пятисотлетней давности…

— Вот, — сказал Райф, глядя на уходящую дверь. — Дальше ты все знаешь.

— Знаю, — сказал Свирь, чувствуя раздражение. — Мне объясняли.

Он смотрел на русскую копейку времен Алексея Михайловича — и странный жутковатый холодок полз по загривку. Этот измазанный в подмосковной грязи, неровно обкусанный кусочек светло-желтой меди с непонятными стершимися крючками букв неожиданно смял основные временные линии, захлестнул мертвым узлом Свиря, впечатался в сердца сотен людей, обеспечивающих теперь его будущее погружение в семнадцатый век. Он смотрел на непривычные рубки чужого корабля, окрещенного «Целестой», на мигание индексации уцелевшей аппаратуры Летучих, на висящие в воздухе силовые поля кресел, в которых когда-то сидели побывавшие на Земле неведомые пришельцы, и думал о тех, кого ему предстоит теперь искать и кого он, может быть, встретит уже через полгода субъективного.

— Райф! — позвал он, забывшись, и вздрогнул.

В каюте висела мертвая тишина.

— Райф… — севшим голосом повторил Свирь и обернулся.

Райф спал, сидя на полу у дверей, нелепо вытянув вперед длинные ноги, и на измученном его лице была написана бесконечная усталость…

— Па-адъ-ем! — гаркнул Малыш в ухе, и Свирь, протирая глаза, пружинисто прыгнул на ноги, с ходу разминая мышцы, быстро просматривая комнаты, которые в это время прокручивал ему Малыш.

Князь и Наталья готовились к заутрене, и домашний поп Ферапонт уже возился в мрачной церковной комнатенке, подливая масло, поправляя зачем-то образа. Сейчас Наталья ждала отца. Она сидела в тереме, делая вид, что слушает двух девок, протяжно выстраивающих какую-то бесконечную песню. Наталья была возбуждена и все время поглядывала в окно. После сговора она не выходила даже за ворота, а тут ее собирались везти в Коломенское, к ее крестной — верховой боярыне Сицкой. Свирь пока еще недостаточно хорошо разбирался в этом. За ворота было нельзя, но к Сицкой, видимо, считалось, что можно.

Такой ход событий очень устраивал Свиря. Пошедший в последнее время в гору Мосальский ехал в летнюю резиденцию царя к утреннему выходу Алексея Михайловича, а Наталья была дружна с дочерью Сицкой, и Свирь полагал, что они задержатся там надолго. Он не любил рисковать, отрываясь далеко, когда князь был дома. Богдан Романович мог в любую минуту потребовать своего шута, а Свирь, зная тяжелый характер князя, старался избегать серьезных недоразумений. До сих пор ему это каким-то образом удавалось, несмотря на придирки Федора. В нужную минуту он всегда оказывался на месте. Может быть, поэтому принародно его еще ни разу не секли. От «Лупихи» же было не менее получаса быстрой ходьбы, и вместе с тем не пойти туда он никак не мог. В «Лупихе» была последняя зафиксированная точка не отработанных из-за Бакая слепых. Так что сегодняшний выезд князя оказался весьма кстати. Если бы князь оставался дома, все было б гораздо сложнее.

Сейчас князь пока еще сидел в сеннике, грузно расплывшись по лавке, упираясь локтями в колени, свесив скрещенные кисти между сановно расставленных ног. Князь брезгливо смотрел куда-то в стол сквозь стоящий перед ним ковш. Время от времени он поднимал руку, делал глоток кислющего брусничного кваса — после чего каждый раз коротко морщился и сплевывал. Есть князь со вчерашнего не хотел. Скорее всего, он не торопился появляться в таком виде перед Натальей. Наталья была его единственной дочерью, и князь считал, что очень любит ее.

Девки в тереме перестали петь и принялись теперь лениво судачить о собравшихся у дома нищих. Они скопились возле ворот, словно догадываясь, что князь будет нынче одаривать. На самом деле они этого знать не могли — князь сам решит так только через час, после того как, обласканный государем, вернется из села. Но тем не менее похмельные княжеские флюиды, насыщенные вселенской добротой, уже стянули к его дому всех нищих от Тверской до Сретенки. Жаль только, что нужные Свирю слепые не почувствовали их и подались опять в Огородники. Теперь ему предстояло туда бежать.

Свирь зачерпнул пригоршню воды из кадки, плеснул себе в лицо, утерся подолом давно не стиранной рубахи.

— Где слепые? — оживленно спросил он.