Современная венгерская проза

Антал рассказывал, как он забрал к себе старую, как они вместе поужинали, как затем он оставил ее одну, как они искали ее у Гицы, у учительницы, у Кольмана, у всех, к кому она могла бы пойти в тот туманный вечер, и как объясняли себе поначалу неожиданное исчезновение старой тем, что ее, должно быть, одолели воспоминания, и она убежала от них на улицу. У Изы напряглась спина, она прислонилась к спинке стула. Как выяснилось, Антал затем все же позвонил в полицию, оттуда им и сообщили часов в одиннадцать вечера, что мама нашлась, «скорая помощь» увезла ее в клинику. «Что это за множественное число? — думала Иза. — С кем он был?» По словам сторожа, ничего бы и не случилось, если б старая не испугалась пьяного, сначала она тихонько сидела, о чем-то все думала, поворачивая колесо колодца. Вечером был туман, необычайно густой, сторож не видел, куда она скрылась.

Домокош не переставал наблюдать даже сейчас, жалея старую и Изу. Эти детали: туман, какой-то колодец, место со странным названием, размахивающий руками пьяный… Какая причудливая картина! Иза не поднимала глаз; Антал проглотил слюну.

— Завтра тебе придется пойти в полицию, — сказал он Изе. — Ничего не поделаешь… А ты заночуешь, конечно, у меня?

Он спросил это у Домокоша, которому показалось вполне логичным, что он остается здесь; он даже был рад этому. Но Иза вдруг резко запротестовала. Нет-нет, пускай Домокош идет к Деккеру, а здесь она будет ночевать. Она говорила почти в истерическом тоне, высоким, повелительным голосом. Антал взглянул на нее и опустил глаза; у него были по-детски длинные и густые ресницы, лежавшие на щеках черными полукружиями. «Не хочет, чтобы мы оставались вдвоем, — думал Домокош, — чтобы я говорил с Анталом. Но почему?» Он пытался осознать, что для него означает тот факт, что Иза будет ночевать у бывшего мужа, и с удивлением констатировал: ничего. Практически ничего; разве что немного завидует ей: он сам бы остался здесь с удовольствием. Он так давно хотел познакомиться с настоящим врачом, с этаким эскулапом, который всерьез полагает, что болезни можно лечить.

Антал, судя по всему, не был в восторге от решения Изы, но возражать не стал. Он сказал, что проводит Домокоша к Деккеру; в клинике ему дадут поужинать, принесут прямо в комнату; Иза, очевидно, поужинает здесь. Пока он не вернется, пусть она никого не впускает, если хочет покоя. У Гицы, правда, есть свой ключ, так что пусть Иза закроет дверь на засов.

Домокош, уходя, поцеловал Изу на глазах у Антала. Она сама удивилась, насколько холодной оставил ее этот поцелуй. Она слышала, как они закрывают за собой дверь прихожей, слышала, как запрыгал по двору Капитан; от этого сердце ее заболело особенно сильно. За окнами зазвучали оживленные голоса мужчин, в интонациях чувствовалась вспыхнувшая внезапно симпатия. «Со мной он никогда так не говорил», — подумала Иза о Домокоше.

Теперь она жалела, что отказалась ночевать в клинике, — хотя представить, что ей пришлось бы провести ночь под одной крышей с останками матери, было столь же невыносимо, как и допустить, что Антал и Домокош будут дружески беседовать, может быть, до самого утра. Потом она успокоилась немного и даже пожала плечами, презирая себя за слабость, за то, что не посмела пойти к Деккеру, оставить мужчин вдвоем. Что может Антал рассказать о ней Домокошу такого, что она хотела бы скрыть от него? Она никогда не скрывала правду, Домокош и так знает, что это Антал ушел от нее, а не она. Лучше б они оставались здесь, а она бы сейчас шагала к клинике, вдыхая горькие запахи парка.

Теперь остается ждать, пока все оживет здесь вокруг, пока заговорят немые предметы. Такие вот сумерки, непрочные, зыбкие, подсвеченные изнутри, когда в домах уже топят печи, а на дворе к вечеру пахнет морозцем, Винце называл золотыми. Вещи вокруг, и новые, приобретенные Анталом, и старые, сохранившиеся от родителей, были почти ощутимо живыми. Черная полированная горка стала шкафчиком с баром; открыв его, она увидела внутри толстую, смешную отцовскую кружку. «Бальзамный ров, — устало думала Иза. — Наваждение какое-то!»

Она не могла усидеть на месте. Выйдя в другую комнату, спальню Антала, посмотрела его книги; у него стало вдвое больше книг, чем в то время, когда они были женаты. Сегодня, конечно, она будет спать не здесь, а в большой комнате, где они жили когда-то вместе. Если бы Антал не забрал старую к себе, если бы не боялся, что у Гицы она простудится… Но Антал всегда был сентиментален. Уж лучше бы она простудилась: хотя бы осталась жива.

Она вышла в прихожую. Палка Винце, его табачное сито висели возле кованых крючков вешалки, из материного настенного кармана с вышитыми крестиком словами «Мир и благословение» торчали забавные пластмассовые щетки в крапинку. Она открыла дверь в их бывшую с Анталом комнату, нашарила на стене выключатель.