Чтобы отчетливее понять метод автора и своеобразие его решения, рассмотрим его в контексте классических богословских и философских интерпретаций, ведь фигура Авраама и особенно принесение им в жертву любимого сына Исаака, постоянно будоражило умы мыслителей и настойчиво требовало объяснений, так как оно буквально бросало вызов всякому здравому смыслу.
Вот что пишет по этому поводу один из столпов святоотеческой традиции Св. Иоанн Златоустый. В сорок седьмой беседе на Книгу Бытия Иоанна Златоуста Авраам представлен как образец смирения и любви к Богу, «пламенного усердия и решительной готовности исполнить волю Божию». Бог дал такое странное, неожиданное повеление «не для действительного заклания сына, а для обнаружения всей добродетели праведника». Саму готовность и согласие Авраама уже нужно рассматривать как реальное дело. «А все это было, – считает отец церкви, – прообразованием креста Христова», ведь Бог также отдаст Своего Сына в жертву для спасения людей, и это событие тоже не укладывается в человеческом разуме, так как превосходит его. Авраам, «отец всех верующих», стоит на недосягаемой высоте.
Митрополит Филарет считает, что искушения бывают двух видов: «искушение в зле» (соблазнение на грех) и «искушение в добре» (оно от Бога, и является испытанием и проверкой человека, которое укрепляет его в добродетели). Искушение Авраама было этим вторым видом.
Авторы Толковой Библии под редакцией А. П. Лопухина видят в решимости Авраама доказательство его веры в то, что «Бог не допустит погибели Исаака, а снова возвратит его к жизни» [2, 137]. Они также усматривают в поступке Авраама прообраз Голгофской жертвы, «указание на великого Агнца, закланного от сложения мира». Причем послушание сына равняется здесь жертве отца. Они оба велики перед Богом. Отмечается также, что Господь наградил Авраама благословением всего его потомства.
Говоря об интерпретациях этого эпизода, нельзя обойти знаменитую работу датского протестантского теолога и основателя европейского экзистенциализма Серена Кьеркегора «Страх и трепет» (1843). Кьеркегор называет Авраама «рыцарем веры». Вся первая половина трактата посвящена созданию особой эмоциональной атмосферы – погружению читателя в необычность ситуации. Задача Кьеркегора – заставить удивиться, разбудить, шокировать европейца XIX в., пребывающего в либеральноуспокоенном «розовом» христианстве. По мнению философа, только пребывая в отчаянии, человек может прийти к вере, почувствовать необходимость Бога. Поступок Авраама связан с абсурдом и парадоксом.
Да и стиль рассуждений датского мыслителя также построен на парадоксах. Почему велик Авраам? «Он был велик мощью, чья сила лежала в бессилии, велик в мудрости, чья тайна заключалась в глупости, велик в той надежде, что выглядела как безумие, велик в той любви, что является ненавистью к себе самому» [3, 23].
Религия, по мнению Кьеркегора, не сводится к морали и этике. С этической точки зрения поступок Авраама не укладывается ни в какие рамки (убить собственного сына!). «Однако Авраам верил и не сомневался, он верил в противоречие» [3, 26]. Он верил в то, что Исаак не умрет, а Бог «усмотрит себе агнца для всесожжения», верил вопреки здравому смыслу, «он верил силой абсурда». Кьеркегор признается, что он не понимает Авраама, но в то же время восхищается им. «Рыцарь веры» существенно отличается от трагического героя: его нельзя понять рационально. Вера является «ужасным парадоксом». «Вера – это высшая страсть в человеке» [3, 111].
Таким образом, не сглаживая, а намеренно обостряя сложные коллизии Библии, Кьеркегор добивается потрясающего эффекта: пропуская сюжет через себя, он заставляет читателя задуматься ценой своей жертвы, своей страсти.