Современная жрица Изиды

Этотъ взглядъ Макса Нордау оказывается весьма примѣнимымъ къ рѣшенію вопроса о причинѣ крупнаго успѣха «теософическаго общества». Такой успѣхъ такого дѣла могъ созрѣть только на почвѣ, пропитанной болѣзнетворными испареніями, въ средѣ именно «вырождающейся» и, въ то же время, безсознательно томящейся глубокимъ, мучительнымъ невѣріемъ. Когда въ человѣческомъ обществѣ исчезаетъ вѣра, — на ея мѣсто непремѣнно являются суевѣрія всякаго рода. Томленіе невѣрія, расшатавшее вырождающійся организмъ, фатально влечетъ къ фанатизму суевѣрія, къ фанатизму самому жестокому, безумному и мрачному — ибо онъ знаменуетъ собою существованіе въ обществѣ серьезной, быстро укореняющейся заразы.

Приложение

Отвѣтъ на «оправданія» г-жи И-грекъ-Желиховской

Мои статьи «Современная жрица Изиды», по своему предмету и по тому интересу, какой возбуждаютъ разсказы изъ дѣйствительной жизни съ разоблаченіемъ ея курьезовъ, — не могли не обратить на себя вниманія. Зная это я хорошо зналъ также и то, что мнѣ придется вынести всякія непріятныя слѣдствія такого интереса и вниманія. Вѣдь угодить всѣмъ нѣтъ никакой возможности, и, прежде всего, я не могъ, конечно, угодить сестрѣ моей героини, — г-жѣ Желиховской. Ея писанія о Е. П. Блаватской какъ о великой чудотворицѣ оккультизма, преисполненныя самой удивительной фантастичности, явились для нея тѣмъ заклинаніемъ, посредствомъ котораго чародѣй средневѣковой легенды вызвалъ духа, не имѣя силъ съ нимъ справиться. Жестокимъ духомъ, неосмотрительно вызваннымъ г-жей Желиховской, оказалась моя «жрица Изиды».

Я объяснилъ, въ началѣ моего разсказа, причины, принудившія меня приступить къ печатанію моихъ воспоминаній, сопровождаемыхъ документами. Для людей, знакомыхъ съ современными настроеніями нашего общества и относящихся серьезно къ этимъ настроеніямъ, ясенъ вредъ, могущій произойти отъ увлеченій глубоко матерьялистической доктриной, разукрашенной разными суевѣріями, мнимыми чудесами и носящей пышное названіе теософіи и «религіи разума». Показать въ истинномъ свѣтѣ, съ помощью неопровержимыхъ доказательствъ, нравственную подкладку такого ученія, а также его создателей и провозвѣстниковъ — оказалось дѣломъ общественной важности. Я увидѣлъ, что, при такихъ обстоятельствахъ, молчать и скрывать истину, зная ее — преступно.

Я самъ въ свое время, да и не одинъ, а въ компаніи съ нѣкоторыми весьма извѣстными и достойными представителями западно-европейской науки и литературы, очень заинтересовался Блаватской, ея феноменами и чудесами. Ни отъ кого я не скрывалъ моего первоначальнаго увлеченія, моихъ все возраставшихъ сомнѣній и моего страстнаго желанія во что бы то ни стало узнать истину въ этомъ крайне важномъ дѣлѣ (см. ниже: письмо г. Шарля Ришэ). Лично къ Блаватской я относился съ полной симпатіей, какъ къ моей соотечественницѣ, какъ къ женщинѣ, обладавшей рѣдкой талантливостью и совсѣмъ оригинальной силой. Такое мое отношеніе къ ней продолжалось до осени 1885 года, когда я разглядѣлъ ее со всѣхъ сторонъ и долженъ былъ рѣшить, что, въ виду важности дѣла, далѣе щадить ее нельзя, что это значило бы сдѣлаться, такъ сказать, ея косвеннымъ сообщникомъ.

Я никогда не скрывалъ и отъ самой Блаватской моихъ сомнѣній, подозрѣній и разслѣдованій ея «феноменовъ», что видно изъ ея же собственноручныхъ, приводимыхъ мною въ «Изидѣ» писемъ. Я только имѣлъ наивность надѣяться, пока еще мало зналъ ее, что мнѣ удастся, въ концѣ-концовъ, отдалить ее отъ «теософической» дѣятельности и направить ея силы на чисто литературную почву. Былъ періодъ, когда это и дѣйствительно представлялось возможнымъ. Но внезапныя обстоятельства, — ея поспѣшный отъѣздъ въ Индію, — помѣшали этому.

Она знала, что я веду мое разслѣдованіе, но разсчитывалъ, что я, въ качествѣ соотечественника и друга, узнавъ все, не рѣшусь «выдать ее иностранцамъ» — по ея выраженію. Я не могъ, — подобно «Обществу Психическихъ Изслѣдованій», такъ же какъ и я глубоко заинтересованному «феноменами» и «истиной», — назначать коммиссій, комитетовъ, избирать «разслѣдователей на мѣстѣ». Я былъ одинъ — и поневолѣ заключалъ въ своемъ лицѣ и коммиссію, и разслѣдователя на мѣстѣ. Если бы мои «изслѣдованія дѣйствительности» привели къ иному результату, т. е. дали бы мнѣ доказательства, что Блаватская никого не обманывала и что ея «феномены» истинны — вѣдь я былъ бы ея первымъ защитникомъ, съ добытыми мною доказательствами въ рукахъ. А Блаватская и ея друзья и послѣдователи не находили бы достаточныхъ словъ для моего прославленія.

Но конечные результаты моего изслѣдованія, подтверждаемые документами, оказались ужасны для Блаватской: я убѣдился, что вся ея теософическая дѣятельность — обманъ, обманъ, и еще обманъ! Обращаюсь ко всѣмъ порядочнымъ людямъ и спрашиваю: что же мнѣ было дѣлать? могъ-ли я молчатъ передъ такъ или иначе заинтересованными въ дѣлѣ лицами, молчать и скрывать правду ради моихъ личныхъ отношеній къ Блаватской въ такомъ вовсе не личномъ, а общемъ дѣлѣ?!