Современная жрица Изиды

Она пишетъ, что, во время ея отсутствія и пребыванія въ Эльберфельдѣ, я запугивалъ ея дѣтей (вторую дочь и сына), внушая имъ просить мать и старшую сестру скорѣе вернуться во избѣжаніе грядущихъ бѣдъ и погибели ихъ души. Это хоть и утрировано, конечно, но все же нѣсколько смахиваетъ на истину, съ той только разницей, что тогда и дочь и сынъ г-жи Желиховской были (можетъ быть только на словахъ?) вполнѣ согласны со мною и мнѣ нечего было «внушать» имъ. Мы всѣ очень боялись за г-жу Желиховскую и я не разъ слыхалъ такія слова: «отъ этой теософіи и отъ этой тетушки кромѣ горя никогда ничего не было и не будетъ». Во всякомъ случаѣ, еслибы это даже было только мое убѣжденіе, — оно оправдалось въ полной мѣрѣ. Конечнымъ результатомъ этой поѣздки для г-жи Желиховской оказалась нынѣ ея брошюра и настоящій мой отвѣтъ, документально доказывающій ложное обвиненіе меня въ подлогѣ и многое другое. А развѣ клевета на ближняго, и такая клевета, не есть погибель души?! Значитъ, было у меня основаніе бояться за душу г-жи Желиховской. Далѣе она пишетъ, что, получивъ въ Эльберфельдѣ убѣжденіе въ содѣянномъ мною ужасѣ, т. е. подлогѣ, по возвращеніи въ Петергофъ (гдѣ жилъ и я) она «понятно», прекратила знакомство со мною (стр. 150, 151 брошюры).

Оно, «понятно», такъ бы именно и было, еслибы благородная женщина, убѣдясь въ «подлогѣ», сдѣланномъ человѣкомъ, которому она вѣрила, справедливо вознегодовала. Конечно, она должна была закрыть ему двери своего дома немедленно по возвращеніи. 0 чемъ же было толковать, когда все такъ ужасно выяснилось?!!

Къ сожалѣнію для г-жи Желиховсвой и въ доказательство того, что она и по возвращеніи изъ Эльберфельда въ моихъ дѣйствіяхъ ничего дурного не видѣла, въ мой подлогъ никогда не вѣрила, и вообще всѣми мѣрами желала, для себя и для своей семьи, продолженія дружескихъ отношеній со мною, — вотъ собственноручно написанныя ею слова въ ея письмѣ ко мнѣ отъ 14 іюля 1886 года, Петергофъ, т. е. черезъ нѣкоторое время по ея прибытіи изъ Эльберфельда:

Письмо г-жи Желиховской, помѣченное ею 14 іюля 1886 года.

«Ну-съ, друзья мои или, по вашему, быть можетъ бывшіе друзья мои, — такъ мы разошлись?.. Я была такъ увѣрена, что вы можете заблуждаться и вѣрить сплетнямъ лишь до перваго съ нами свиданія и разговора, что въ первый же день пріѣзда готова была сама, васъ не выжидая, идти на встрѣчу вамъ вслѣдъ за В.; но В. неожиданно встрѣтила такой пріемъ, послѣ котораго я должна была остановиться и ждать васъ, — не желая подвергать себя тому-же. Какъ бы то ни было, я права, а потому и не боюсь протянуть вамъ руку на честное забвеніе недоразумѣній. Приходите сами, если хотите добрыхъ отношеній: письмами, кромѣ раздраженія, ничего не добьешься. Я бы и сама не писала, а пришла бы къ вамъ, еслибъ, послѣ вашего явнаго устраненія, не считала себя вправѣ выжидать, не рискуя. Готовая по прежнему любить васъ обоихъ. В. Желиховская».

И все это написано послѣ того, какъ она, по ея напечатаннымъ ею словамъ, убѣдилась въ Эльберфельдѣ въ моемъ подлогѣ, въ разныхъ моихъ «неправдахъ, доведшихъ ее до безумія», послѣ того какъ я «заставлялъ ея дѣтей переживать пытку» и т. д.!!!

Вотъ какимь образомъ г-жа Желиховская покончила знакомство со мною по возвращеніи изъ Элъберфельда, гдѣ убѣдилась въ содѣянномъ мною, ради погибели ея невинной сестры, подлогѣ!!! Отсутствіе памяти и неспособность соображать свои слова, приготовляемыя для печати, — два большихъ порока. Или, можетъ быть, и это письмо — мой новый подлогъ?..

Я не пошелъ къ г-жѣ Желиховской, ибо недоразумѣній никакихъ не было. M-me де Морсье сообщила ужь мнѣ тогда нѣкоторые факты — и я кое-что зналъ. Какъ мнѣ противно и тяжело говорить обо всемъ этомъ! Но что же мнѣ дѣлать, когда г-жа Желаховская напечатала свою брошюру и ее читаютъ?!.. Вотъ въ какую область могутъ завести иныя знакомства.

Г-жа Желиховская идетъ еще дальше. Она возвышается до темнаго намека на что-то еще болѣе темное въ моемъ прошломъ. Въ моемъ прошломъ могло быть большое личное сердечное горе, сопряженное съ семейными и всякими непріятностями, могли быть, по выраженію г-жи Желиховской, «романическія» подробности; но, слава Богу, не было ничего такого, за что я долженъ былъ-бы краснѣть и стыдиться, что, такъ или иначе, касалось бы моей чести. Передъ безъименными клеветами и сплетнями, или совсѣмъ мнѣ неизвѣстными, или достигающими до меня въ видѣ какихъ-то неопредѣленныхъ слуховъ, я конечно, какъ и всякій человѣкъ, безсиленъ.

Но пусть мнѣ, не въ анонимномъ письмѣ (я ихъ ужь получалъ), а прямо, лицомъ къ лицу, съ указаніемъ источника, скажутъ: кто и въ чемъ, несогласномъ съ честью и порядочностью, меня обвиняетъ, — и я спокойно разсчитываю, что смогу представить такія же ясныя доказательства лживости обвиненія, какъ и представленныя мною на этихъ страницахъ въ опроверженіе исторіи мнимаго подлога и прочихъ великихъ и малыхъ ужасовъ, измышленныхъ г-жой Желиховской.