Современники. Портреты и этюды

О как ты красив, проклятый…Ты виновник моего недуга… —

но все же любят свою боль, упиваются ею, носят ее в себе, как святыню, набожно благословляют ее.

Когда я писал, что она поэт необладания, разлуки, утраты, я не предвидел, что в дальнейших ее книгах эта тема будет у нее оправдана жизнью. Трагическая се биография не могла не найти отражения в лирике. Странно было бы, если бы в циклах стихов, написанных после «Белой стаи», она не написала:

Я пью за разоренный дом,За злую жизнь мою.И вновь подошли «незабвенные даты»,И нет среди них ни одной не проклятой.

Словно для того, чтобы доказать, что ее лирика и в самом деле (как я писал в своей давней статье) питается чувством необладания, разлуки, утраты, она к концу жизни ввела в свой поэтический лексикон такие негативные слова, как «непосылка», «невстреча». В 1963 году она написала стихи, которые так и называются «При непосылке поэмы», а «невстреча» стала ее лирической темой еще в сороковых-пятидесятых годах. В тогдашних ее тетрадях появились стихи, все основанные на несостоявшихся, невоплощенных вещах и поступках:

Таинственной невстречиПустынны торжества,Несказанные речи,—Безмолвные слова.

Нескрещенные взгляды…

Встреча не состоялась, слова так и остались безмолвными, речи — несказанными, и Ахматова с горьким весельем празднует этот несостоявшийся праздник:

Несказанные речиЯ больше не твержу,И в память той невстречиШиповник посажу.

И снова:

Сюда принесла я блаженную памятьПоследней невстречи с тобой.

И через две страницы:

Не придумать разлуку бездонней,Лучше б сразу тогда — наповал…И, наверное, нас разлученней

В этом мире никто не бывал.

И трудно не вспомнить при этом ее молодые стихи:

На груди моей дрожатЦветы небывшегосвиданья.

Множество ее стихотворений написаны под знаком не и без: «нецелованные губы», «бесславная слава».

И в ее поэме «Девятьсот тринадцатый год» — тот же пафос невоплощения, необладания, отсутствия:

И с тобой, ко мне непришедшим,Сорок первый встречаю год.Звук шагов, тех, которых нету,По сияющему паркету…И во всех зеркалах отразилсяЧеловек, что не появилсяИ проникнуть в тот зал не мог.

Поэтому особенно заметны на ее страницах среди множества «нет» редкие стихи, воплощающие радостное «да». И как умела она в те давние годы заражать и нас своею юною радостью:

Просыпаться на рассветеОттого, что радость душит,И глядеть в окно каютыНа зеленую волнуИль на палубе в ненастье,В мех закутавшись пушистый,Слушать, как стучит машина,И не думать ни о чем,Но, предчувствуя свиданьеС тем, кто стал моей звездою,От соленых брызг и ветраС каждым часом молодеть.

Когда перелистываешь книгу Ахматовой — вдруг среди скорбных страниц о разлуке, о сиротстве, о бездомности набредешь на такие стихи, которые убеждают нас, что в жизни и в поэзии этой бездомной странницы был Дом, который служил ей во все времена верным и спасительным прибежищем.

Этот Дом — родина, родная земля. Этому Дому она с юных лет отдавала все свои самые светлые чувства, которые раскрылись вполне, когда он подвергся бесчеловечному нападению фашистов. В печати стали появляться ее грозные строки, вполне созвучные народному мужеству и народному гневу. Голос ее из интимного, порою еле слышного шепота стал громким, витийственным, металлическим, грозным голосом истекающего кровью, но непобедимого народа:

Мы детям клянемся, клянемся могилам,Что нас покориться никто но заставит…

_________

Час мужества пробил на наших часах,И мужество нас не покинет…

_________

И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами,Живые с мертвыми; для славы мертвых нет!..

_________

Пусть женщины выше поднимут детей,Спасенных от тысячи тысяч смертей…