Современники

Эх, да кабы матушка Волга

Со Доном повенчалася…

И даже ночью, когда сгущается тьма, густо насыщенная необыкновенно терпкими запахами степных трав, и рулевым уже приходится напрягать глаза, чтобы рассмотреть в густеющем тумане огни створов и бакенов, веселье не утихает на берегах.

В эту ночь никто не чувствует усталости, не покидает палуб, не ложится спать. Все происходящее мнится сказкой. Эту сказку мертвых степей, оживленных волей большевиков, можно слушать без отдыха, без сна. И старый рулевой, прошедший за штурвалом несметное число километров водных путей, и его юный ученик, который в этом рейсе принял свое настоящее трудовое крещение, — оба они, не смыкая глаз, смотрят в прозрачно-зеленоватую тьму летней ночи, в которой, то очерченные цепями электроламп, то выхватываемые из мрака огнями прожекторов, рисуются величественнейшие сооружения эпохи.

А когда на заре теплоход опустился со ступени последнего шлюза и перед ним раскрылась затянутая легким розоватым туманом донская вода, охваченная полуподковой пологих лысых холмов, Михаил Григорьевич сказал ученику:

— Счастливый ты, Толька! Ведь вот повезет человеку — в таком рейсе за штурвал встать!

— Все мы счастливые, товарищ Муханов, — ответил Анатолий Шабров, жадно рассматривая новую реку широко раскрытыми глазами.

Счастливые пути, счастливые рейсы, счастливые люди!