Современницы о Маяковском

Познакомил с матерью и сестрами. Чаем поили и всегда очень приветливо встречали. Помню, что особенно Ольга радовалась и одобрительно относилась к моим посещениям. Нашла в Володиных книгах мои фотокарточки, показывала мне. В эти же дни встретила у Маяковского С. Третьякова[20]- длинный, в парусиновом костюме: "А, вот она Сонка!"

Втроем бродили. А когда Маяковский поправился, я для безопасности водила с собой свою двоюродную сестру. Сначала Маяковский сердился, а потом — ничего. Она была очень хорошенькая. Однажды я преспокойно уснула на этом самом диванчике. А Владимир с Лизой сидели у меня в ногах. На следующий день он говорит: "У нее кожа очень хорошая. Ты ее больше не води с собой".

В Москве в это лето он не ходил в своих желтых кофтах, помнится рубаха-ковбойка. Пиджачок какой-то.

Потом заболела я тягчайшей ангиной. В. В. был уже совсем здоров. Приходил на Новинский бульвар (вернее, Новинский переулок) ежедневно. Или рассказывал что-нибудь, или, скоро забывая о моем существовании, ходил из угла в угол и бормотал стихи. Уже начиналось "Облако".

Когда появились деньги, притащил по старой памяти рислинг, финики, еще какие-то фрукты, но я даже смотреть на них не могла из-за ангины. До сих пор жалко. Так что он сам все выпил и съел дня за два.

Комната в тетиной квартире, где я жила, была какая-то косая. Вот эта кособокая комната казалась ему чем-то из Достоевского.

Все свои новые стихи за то время, что встречались в Москве, прочитывал мне. А может быть, и не все?

К прежней близости не возвращались никогда. Последняя попытка с большим объяснением у калитки в Новинском переулке привела только к закреплению конца нашей любви. Любви ли?

— Ты должна вернуться ко мне.

— Я ничего не должна.

— Чего ты хочешь?

— Ничего.

— Хочешь, чтоб мы поженились?

— Нет.

— Ребенка хочешь?

— Не от тебя.

— Я пойду к твоей маме и все расскажу.

— Не пойдешь.

Это краткий конспект большого разговора летом 1914 года.

В начале весны 1915 года приехала в Петроград. За книгами для военного госпиталя в Люблине. Искала Маяковского.

Ховины дали телефон, причем Виктор Ховин сказал: "Теперь ему нельзя с вами встречаться".

"Почему?" — "Вот увидите. Звоните". И правда — хорошо, дружески поговорили по телефону, но не встретились. У Ховина узнала о Лиле Брик. О Брике. И что Брики делают для Маяковского. Маяковский о Лиле мне не говорил. Все, что было издано Маяковским, — все повезла с собой. Вместе с чемоданом литературы для солдатской библиотеки. Ховин очень недоброжелательно отзывался о Бриках, хотя и подчеркивал большую их роль в творческом росте Маяковского.

В Люблине меня ждали почитатели Маяковского, в том числе будущий отец моего сына Александр Протасов. По вечерам после работы я читала вслух Маяковского, пропагандируя его.

Помню, милый толстяк главврач охал и ахал вместе с женой своей, когда я и им читала Маяковского.

"Ну что вы мяса не едите — это еще ничего, но что вы считаете это поэзией — это уж, знаете ли…"

--

Летом 1915 года встретились в Москве. Жил Маяковский в Б. Гнездниковском, в девятиэтажном доме, где-то очень высоко.

И вот тут — я помню — увидела его ровные зубы, пиджак, галстук и хорошо помню, как подумала — это для Лили. Почему-то меня это задевало очень. Не могла я не помнить его рот с плохими зубами — вот так этот рот был для меня прочно связан с образом поэта… "Каждое слово, даже шутка, которые изрыгает обгорающим ртом он…"

Комната в Гнездниковском была очень приятная. И было очень хорошо. Но почти в каждой нашей встрече были моменты, о которых потом жалела. Так и в этой.

Решили отпраздновать встречу по-старому. Маяковский помчался за вином и фруктами. И куда-то еще должен был зайти по литературным делам. А я должна расположиться у него — сегодня будем вместе весь день.

А я (как жалко теперь, и какая я была все-таки свинья), подождав немного, написала прощальную записку на тарелке — кругом по ободку. И ушла. Это он мне потом напомнил через много лет.

А теперь как алмазные крупинки собираешь в памяти все, что связано было с Маяковским.

Вот вспоминаю, что в 1913, 1914, 1915 годах я никогда не называла его Володей. Вот не был он для меня Володей. Все время у меня было чувство такое, что он слишком большой внутренне, что я рядом с ним такая, что мне Володей его никак не назвать.

И эта постоянная взволнованность от общения с ним в те годы. Да и позднее тоже.

--

До следующей встречи, через не так уж много лет, — книга Маяковского — посредник между мной и людьми. В 1917 году у меня родился сын, и, конечно, ему вместе с колыбельными приходилось слушать Маяковского.

В этом же 17-м году, до моего отъезда в Сибирь, меня затащила к себе группа минских молодых поэтов — "марсельские матросы" они назывались. Такие эстетствующие буржуазные мальчики и девочки. На их вечерах читала Маяковского, и чаще всего "Облако в штанах". Маяковский потом как-то показывал мне газетные вырезки об этих чтениях.