Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан

Противодействие мудрому правителю оказывается серьёзным нравственным прегрешением, поскольку авторитет политической организации подкрепляется божественным авторитетом, что соответствует словам апостола Павла «всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13:1). Прегрешения в политической сфере косвенным образом оказываются направленными против Бога, поэтому требуют жёсткого ответа, в том числе обращения к военной силе[91].

Начало войны не может оправдываться никакой иной причиной, помимо совершения противником серьёзного греховного деяния. В противном случае, если правитель движим завистью или злобой, его нельзя признать мудрым, а его войну справедливой:

«Очень многое зависит от причины, по которой начинается война, и авторитета, которым обладают ведущие её; поскольку естественный порядок, направляющий человечество к миру, определяет, что монарх должен иметь полномочия на ведение войны, если считает её целесообразной, и что солдаты должны исполнять свои военные обязанности во имя мира и безопасности своего сообщества»[92].

Церковная и светская власти действуют сообща, дабы церковь получила возможность исполнить свою миссию ― вести души к спасению и истинному миру града небесного. Сила применяется для реализации этой миссии. К этому добавляется также, что война ведётся не только с целью наказать, но и исцелить грешников. Иначе спокойствия и безопасности невозможно будет достичь. Война в таком случае понимается исключительно как инструмент, позволяющий обеспечить поддержание мира, как средство, но не как цель. Если причина справедливой войны ― совершённый грех, то финальная её цель ― мир.

Наказание грешников ― самая значимая и серьёзная справедливая причина войны (causa justa). Но не единственная. Справедливыми основаниями для применения военной силы Августин называет также возвращение захваченной собственности и самооборону (впрочем, Августин не уделяет слишком много внимания именно этому случаю применения силы, поскольку, будучи справедливой, оборонительная война незначительно отличается от «агрессивной»)[93]

. Война становится приемлемой в этих трёх случаях, но всё равно остаётся скорее вынужденной мерой:

«Вести войны и путем покорения народов расширять государство представляется делом хорошим для людей дурных, но для добрых ― это только дело необходимости. Может это быть названо и делом хорошим, но только потому, что было бы хуже, если бы люди более несправедливые господствовали над более справедливыми»[94].

В этом отрывке мы вновь видим, что войны оказываются для мудрых и справедливых правителей неизбежной обязанностью, отказаться от исполнения которой невозможно, коль скоро возложена она Богом. Августин постоянно подчёркивает, что у правителя буквально не остаётся иного выбора, кроме как начать войну. В современных категориях эта ситуация описывается принципом крайнего средства, согласно которому война становится оправданной только когда все иные, мирные способы решения конфликта исчерпаны и не остаётся иного выбора, кроме как применить силу.

Как уже было видно в процитированных выше фрагментах, война должна находиться в ведении строго институализированной властной организации, в руках правителя. Только он может считаться законным источником решения о применении военной силы. Августин вводит тем самым ещё одно положение справедливой войны ― принцип легитимной власти.

Исследователи отмечают некоторую нечеткость рассуждений Августина относительно того, кто именно обладает достаточным авторитетом для объявления и ведения войны. Естественно, эта роль отведена справедливому христианскому государю и его служащим, но по каким параметрам определяется справедливость христианского государя не вполне ясно. Однако всё, что Августин говорит о логике действия государя и подчинения ему, определяется весьма точно. Мудрый и законный правитель принимает решение о войне и не творит при этом греха, а государство, неспособное обосновать справедливость своих действий, уподобляется Августином разбойничьей шайке[95]. Справедливый господин действует не из ненависти или жажды господствовать, а из справедливости и стремления к общему благу. Армия в руках такого правителя становится всего лишь инструментом, «мечом», следовательно, с самих солдат снимается ответственность за убийство и насилие, без которых не обходится ни одна война: