Современный чехословацкий детектив

Она подошла к окошечку кассы, где продавались билеты, проспекты и сувениры.

— Добрый день, пани Калабова. Не знаете, муж в замке?

Вера Калабова, жена управляющего замком, подняла ресницы и во все глаза уставилась на свою собеседницу — не женщина, а выставка хромированных украшений.

— С утра был здесь. А перед обедом ушел, пани Медекова.

— Спасибо. До свидания.

— Прощайте, пани Медекова. — Вера Калабова улыбнулась, сверкнув все еще красивыми зубами. Причем улыбка была снисходительная — ведь ее превосходство было очевидно, и потом она была моложе на добрых пять лет.

Красный «фиат» вернулся на центральную площадь, снова проехал мимо парковой ограды, сразу за площадью свернул налево и остановился перед небольшой виллой. За домиком подымался склон парка, наверху среди деревьев виднелся летний павильон в стеклянная стена оранжереи — в ней отражалось сейчас голубое небо с тающими белыми облаками.

Калитка была заперта. Женщина позвонила, звонить ей пришлось долго, пока наконец в открытом окне мансарды не появился лысый мужчина; он моргал заспанными глазами на ярком свету летнего дня.

— А-а, это ты, — проговорил он. И исчез.

К калитке он вышел в трусах и шлепанцах. Шел торопливо, так что его живот, очень белый по контрасту с заросшей грудью, колыхался.

— Что это ты вздумала ехать сюда, ведь я...

Она только махнула рукой.

— Страшно хочу пить. Я совсем без сил. А ты разгуливаешь тут в таком виде? На глазах пани учительницы? Хороша реклама, нечего сказать.

— Подумаешь! Лето ведь...

И он, сгорбившись, затрусил следом за ней.

Войдя в комнату, она сбросила туфли, принялась снимать с себя хромированные побрякушки, расстегнула панцирем стягивающую блузку и тесную юбку. Отшвырнув туфли в сторону, повалилась на диван. Со вздохом оперлась о стену, расслабилась — и постарела еще лет на пять. Пудра и грим были уже бессильны в борьбе с морщинами и потом.

— Вот черт, — сказал доктор Медек, появившись на пороге, — ума не приложу, чего это она сегодня закрыла внизу...

— А в чем дело?

— Да там в холодильнике у меня все питье.

— Этим ты хочешь сказать, что здесь у тебя вообще ничего нет?

— Вода из крана...

— Ну, знаешь, Яромир!

— Может, пойдем куда-нибудь, в погребок или...

— В замок.

— Ну да, хотя бы в замок.

— Я только что оттуда. Превосходная идея! Великолепная! Сегодня! В воскресенье! Там яблоку негде упасть. Слушай, Яромир, оденься и сбегай купи чего-нибудь... Вот ключи от машины. Кстати, а где твоя машина?

— Я поставил ее на соседней улице. В тень. Что ты будешь пить?

— Что угодно, лишь бы холодное.

— А есть?

— Есть не буду.

— Ты не останешься?

— Нет.

— Но... я же тебе писал...

— Это мы еще обсудим. А сейчас я хочу пить. — В ее тоне слышались двойственные нотки: капризного ребенка, не вполне уверенного в себе и прикрывающего боязнь грубостью, и женщины, привыкшей командовать в семье.

3

— Ну и люди, — сказал управляющий замком Калаб, заглядывая в окно канцелярии, — будто стадо слонов. Ты случайно не видела Рамбоусека?

— Нет. — Пани Калабова отсчитывала билеты руководителю экскурсионной группы, который чуть не весь протиснулся в окошечко, глядя на ее руки. — С утра не видела;

— А утром?

— Тоже.

Калаб подергал усы, отошел от окна и стремительно распахнул дверь канцелярии.

— Давай я сам отпущу билеты, — сердито сказал он. — Сколько вам надо? Двадцать два?

— А в чем дело? — спросила Вера с невинным видом.

— Сходи к Рамбоусеку. Наверху кто-то упал на шнур и погнул три подставки для цветов. Пускай он их заменит.

— Ладно, — ответила она покорно. Вышла во внутренний двор и словно поплыла в своих белых туфлях на высоких каблуках. Во дворе ожидали очереди три группы человек по пятьдесят, таким образом, примерно семьдесят мужчин сочли теперь пани Калабову самым интересным объектом для наблюдения. Каменным оленям и наполеоновским пушкам впору было плакать от зависти.

Калаб краем глаза следил за ней.

— Я сказал двадцать два, простите...

— Ну да, да!

— А вы дали мне двадцать.

— Что?

— Вы дали мне двадцать...

— А-а... Вот, пожалуйста.

Пани Калабова взялась за ручку коричневой двери — заперто. Повернулась и пошла назад. Но не в канцелярию, а под арку, к выходу.

Руководитель группы тотчас думать забыл о своих билетах.

Калаб выглянул из окошка:

— Куда это ты?

Она остановилась и обернулась, наклонив голову. Светлые волосы упали ей на плечо.

— Его нет дома, Рамбоусека нет дома.

— Я понял. А куда ты идешь?

— Взгляну, нет ли его в мастерской, — ответила она и выплыла из ворот на желтый песок парадного двора.

— У вас не найдется мелочи? — спросил Калаб.

— Нет.

— Вот, пожалуйста. И торопитесь, ваша очередь подходит.

Калаб резко задернул ситцевую занавеску и взял рулон билетов.

— А, черт! — тихо выругался он и в сердцах швырнул билеты на пол. Рулон развернулся, словно серпантин на новогоднем балу.

Дверь открылась.

— Слушай, папа... — В канцелярию вошел юноша лет шестнадцати. — Я насчет подставок... Что это у тебя?

— Рулон упал — не видишь? Подбери-ка лучше, чем задавать дурацкие вопросы!

Парнишка послушно начал сворачивать билеты.

— Я хотел...

— Подставки. Знаю. Давай сюда. Ты Рамбоусека не видел?

— Нет.