Современный чехословацкий детектив

В кухне было пусто. Калас любил здесь только высокий узкий буфет. Остроумно сконструированный предмет старой меблировки со множеством полок, полочек и ящичков был вместилищем самых дорогих его сердцу вещей. До сих пор там хранились кофейная чашка и чайный стакан, которыми он пользовался еще в детстве, инструменты для повседневных хозяйственных работ, старый столовый прибор без «знака качества», зато со вкусом украшенный почти индейским орнаментом, — тяжелые, такие знакомые стальные вилки и ножи, напоминавшие Якубу о тех золотых временах, когда его распирало буйное мальчишество и родители посмеивались, что скоро он выпрыгнет из собственной шкуры. Жестяной плиткой с отличной духовкой он с весны до осени не пользовался. Село, претендующее на право называться современным, страдало от причуд заведующей угольным складом и нередко с напряжением ждало, когда на улице перед домом остановится машина с топливом. Якуб Калас тоже не был исключением. Зашел на угольный склад, сделал заказ, женщина пообещала доставить топливо в течение недели, но прошел месяц, второй, а машина все не появлялась. Напрасно он обращался в национальный комитет — ничего не помогло, пошел к председателю комитета, но, кроме слов «обожди, Якуб», и от этого добряка ничего не добился. Кладовщица сидела на своем месте крепко, явно у нее были связи, видать, какой-то окружной чиновник одобрял ее выкрутасы, так что уголь она посылала избирательно, исходя из собственных симпатий и антипатий или в зависимости от настроения. Живется же некоторым! Якуб Калас не мог понять, когда и чем успел вызвать ее неприязнь, да не слишком над этим и задумывался. Уголь — резерв с прошлого года — он хранил на зиму, дрова купил в лесничестве, заведующий продал ему полный прицеп хорошего хвороста, Якуб понемногу пилил ветки, рубил, колол и укладывал штабелем за сарай — добрые дрова: дуб, акация, ясень, даже немного тополевой щепы на растопку. Летом он все варил на электроплитке. Правда, электричество пожирало немало денег, нарушая финансовую раскладку, но с этим он смирился. В сущности, Калас не любил конфликтов и старался избегать людей, использующих любой удобный случай, чтобы показать другим, какие они важные персоны. Что поделаешь, некоторые вообще не способны жить иначе. Если бы они не старались обратить на себя внимание, их бы не заметил и сопливый карапуз с карамелькой в руке. Видно, кладовщице нравилось, что она держит в руках село, в котором было пять тысяч жителей.

Якуб занялся уборкой. Работа спорилась, он справился быстрее, чем предполагал. Буфет сверкал чистотой, недавно выкрашенная черной краской плита выглядела вполне пристойно, надраенная электроплитка так и сверкала. «Чего ради я расстроился из-за старика?» — ворчал он про себя, хотя был даже доволен: злость на старого Лакатоша заставила его приняться за уборку, которую он откладывал по меньшей мере месяц. Неважно, что прилежные сельские хозяюшки справились с весенней уборкой еще до пасхи. Разве для одинокого, покинутого мужчины так уж важен порядок? Правда, после ухода старика стало ясно, что от гостей Якуб не застрахован. Например, от прихода Юлии Крчевой. Ведь, вмешавшись в дело Беньямина, он явно вызвал в ней интерес к своей особе. И, видимо, не только в ней. Если хорошенько подумать, Лакатош тоже появился неспроста. Только наивный человек поверит, будто он так печется о репутации внука. Пришел, чтобы-де Калас не говорил о нем, не преследовал его даже слабой тенью подозрений. Старик что-то знает, что-то очень важное. «Ах, подонки! — поносил он деда с внуком. — Делают вид, будто заботятся о репутации, но, коли копнуть, бог знает что за этим скрывается! А тут еще Джапалик им подыгрывает! Если он рассчитывает, что я поверю в сказку о том, как Игор превратился в примерного работника, то он глубоко ошибается!»