Современный детектив ГДР

— Отнюдь, отнюдь. — Крейцер повернулся и взглянул на своего коллегу с нежной улыбкой, не свободной, впрочем, от насмешки. — Вы ведь обычно так проницательны! Неужели вы не заметили, что Николаи дал нам в руки отличную улику?

Арнольд задумался, нахмурив лоб.

— Нет, — сказал он наконец, — не могу сообразить.

Крейцер по-прежнему улыбался.

— Пока это всего лишь подозрение, а мне нужны факты, и как можно быстрей. Возьмите машину и поезжайте в исправительную колонию. Спросите там у Першке, знает ли он Дитера Николаи и Бруно Гехта или по крайней мере одного из них. Когда вернетесь, составьте отчет о поездке со всеми подробностями. Это очень важно.

— Хотите, чтобы я истомился неизвестностью?

— Любопытен, как старая дева, — ласково сказал Крейцер. — Честное слово, сейчас нет времени для дискуссий. Лучше сами пораскиньте умом. — Он достал из шкафа плащ, перебросил его через руку. — А я съезжу в Людвигсфельде, поговорю с булочником. Итак, до скорого.

Дверь захлопнулась, шаги Крейцера проскрипели по свеженатертому коридору и затихли. Несколько минут Арнольд просидел неподвижно, подперев голову руками и неотрывно глядя на дверь.

Но его так и не осенило.

26

На ярко-желтом фасаде с двумя большими витринами была укреплена черная стеклянная вывеска, а по ней золотыми буквами: «Фердинанд Ленкейт. Хлеб и кондитерские изделия». Маркиза в белую и красную полоску дарила тень тортам, возлежавшим на ажурных бумажных салфеточках, и пирамидам, возведенным из булочек с маком и соленых палочек. Дом был в один этаж, с плоской крышей и четырьмя окнами на улицу. Вход в пекарню и в жилые комнаты находился слева, за белым, свежевыкрашенным забором. Ворота были распахнуты настежь, на подъездной дороге стоял желтый пикап, кузов которого наполовину прятался в гараже.

Крейцер нажал кнопку звонка. Полная химическая блондинка с перманентом впустила его и, после того как он изъявил желание побеседовать с господином Ленкейтом по делу, проводила в узкую комнатушку позади торгового зала. Комнатушка, судя по всему, служила конторой. Она была обставлена темной мебелью, а над письменным столом, заваленным деловыми бумагами, висел в золотой рамке диплом мастера, датированный 1929 годом.

— Прошу вас, присядьте. Муж сейчас придет, — сказала она и вышла из комнаты.

Не успел Крейцер сесть, как в комнату явился сам господин пекарь. Это был человек лет пятидесяти — шестидесяти, с брюшком, черными глазами, узенькой полоской усов над верхней губой, очень смуглым цветом кожи, на фоне которой особенно резко выделялись белые ровные зубы и среди них — золотая коронка. На голове у него сидела белая пекарская шапочка, надетая набекрень, с умышленной небрежностью, обличающей вкус и кокетливость; пекарские штаны из легкой ткани в мелкую клеточку были прикрыты чистым белым фартуком. Словом, вид у него был свежеиспеченный, а некоторая тучность лишь усугубляла впечатление южной элегантности.

— Ленкейт, — сказал он, протягивая руку. — Добрый день. Чему обязан?

Крейцер назвал себя и объяснил, что пришел по поводу «вартбурга», который пять недель назад обещал ему продать человек, назвавшийся доктором Николаи. Ленкейт бросил на него испытующий взор, глаза его вспыхнули. Приглашающим жестом он указал Крейцеру на мягкий стул, а сам уселся за письменный стол.

— Вы сказали «назвавшийся доктором Николаи». Как прикажете вас понимать?

— Этот человек — аферист. «Вартбург», который он вам продемонстрировал, ему не принадлежит, а четыре тысячи задатка он, по всей вероятности, выманил у вас, прибегнув к жульническому трюку.

Лицо Ленкейта посерело, несмотря на смуглый цвет кожи. Глаза его вдруг сузились.

— Кто же вы? — спросил он упавшим голосом.

— Я из уголовной полиции.

Ленкейт закатил глаза, после чего погрузился в красноречивое молчание. Крейцер ждал, но, поскольку пекарь не делал никаких поползновений заговорить, нарушил молчание сам:

— Я желал бы кое-что у вас уточнить. Надеюсь, вам было бы приятно в один прекрасный день получить назад свои четыре тысячи? — Засунув руку во внутренний карман, Крейцер достал оттуда конверт с письмом Ленкейта.

— Это вы писали, верно ведь?

Ленкейт взял конверт и внимательно посмотрел на него.

— Да, это писал я. — Он равнодушно кинул конверт поверх кучи бумаг, покрывавших его стол. — Но если этот Николаи жулик, как к вам тогда попало мое письмо?

— Существует подлинный Николаи. Жулик воспользовался его машиной и его настоящим адресом на случай, если жертвам придет в голову мысль справиться в телефонной книге или каким-нибудь другим способом навести справки касательно доктора. Настоящий доктор Николаи получил ваше напоминание и передал его нам.

— Ах, вот оно что. — И Ленкейт снова погрузился в молчание, лишь время от времени недоверчиво покачивая головой. Потом он спросил: — Все-таки не понимаю, почему жулик воспользовался правильным адресом. Из-за этого обман должен был неизбежно раскрыться, раньше или позже.