Современный финский детектив

Другая особенность финского детектива заключается в невероятно затянутой экспозиции: труп, к примеру, может обнаружиться лишь на двухсотой странице вялого до того повествования, и только с этой минуты события начнут стремительно развиваться. Но может быть и иначе: труп найдут на первой странице, а действие все равно развернется ближе к концу романа. Правда, за это время персонажи успеют «проявиться», высказаться, обрасти плотью и судьбой, накрепко запечатлеться в нашем сознании — видимо, финские писатели стремятся именно к такому эффекту. Что ж, их можно понять: ведь во многих типичных — порой мастерски закрученных — детективах образы персонажей не успевают нам запомниться и остаются, как сказал бы Гоголь, не фигурами, а селедками.

Описанной выше обстоятельности и неторопливости соответствует и поджанр детектива, в котором написаны все три романа, включенные в настоящий сборник. Это полицейские романы. Причем такие, где на первом плане не показ блестящих способностей расследователя, не лихость и дерзость его, а скучнейшая полицейская рутина. Рутина расследования, вступающая во взаимодействие с рутиной повседневности, в которой преступление не выглядит чем-то экстраординарным: преступником может оказаться каждый, а мотивы — любовь, вражда, корысть, стремление избежать расплаты за ранее совершенные преступления — остаются одними и теми же на протяжении веков. Полицейский роман может быть социально заостренным, как у шведских писателей Пера Валё и Май Шеваль, уныло-пессимистическим, хотя и с гуманистическим пафосом, как у Жоржа Сименона, направленным на прославление «новых центурионов», как у американского писателя Эда Макбейна или у нашего Юлиана Семенова. Специфика финского полицейского романа с подобной однозначностью выявлена быть не может, хотя в нем, пожалуй, в той или иной пропорции присутствуют все вышеперечисленные элементы. А с наибольшей силой в нем торжествует повествовательное, бытописательское начало.

Полицейские романы, как правило, пишутся сериями, объединенными фигурой расследователя. Каждое новое дело — роман. Расследователь может быть наделен выдающимися аналитическими способностями, глубоким проникновением в человеческую психологию, личной храбростью, граничащей с безрассудством (таковы многие сыщики в американской литературе), и, наконец, даром координатора, объединяющего и направляющего действия своих подчиненных. Обычно наряду с удачливым сыщиком в таких романах действует его незадачливый антипод. Часто он оказывается повествователем, что обеспечивает захватывающему рассказу дополнительный комический эффект. Именно такова ситуация в романе Мика Валтари «Звезды расскажут, комиссар Палму!» (1964). Причем здесь она осложнена — и усилен комический эффект — тем, что простак рассказчик оказывается начальником, а блестящий комиссар Палму — его подчиненным. Правда, это уничижение паче гордости: Палму сам направил когда-то своего бестолкового (или, верней, неопытного) помощника на учебу, сам подсадил его в кресло вице-судьи да и сейчас по-прежнему не воспринимает его всерьез. Но представим себе Шерлока Холмса в подчинении у доктора Ватсона, Эркюля Пуаро — в подчинении у капитана Гастингса, представим себе бесконечные идиотические распоряжения, исходящие от подобных начальников! Ни темпераментный бельгиец Пуаро, ни даже хладнокровный Шерлок Холмс, ни тем более экстравагантный любитель орхидей толстяк Ниро из романов Рекса Стаута такого положения вещей терпеть бы не стали. А комиссар Палму — флегматик, он терпит и даже получает удовольствие от изначально заложенного в ситуации комизма.

Юмор, окрашивающий отношения двух сыщиков в романе Валтари, выступает как бы в роли конферанса, которым сопровождается и комментируется показ всего финского общества, так сказать, в разрезе. Здесь и крупный землевладелец, и не менее крупный промышленник, и военный, и клерк, и «представитель творческой профессии» (астролог), и молодежь, подразделяющаяся, оказывается, на безыдейных стиляг и идейных битников (роман написан около тридцати лет назад). Расследование развивается не столько вглубь, сколько вверх по социальной лестнице, причем юноша, на которого поначалу падает подозрение, в дальнейшем все более и более приобретает черты жертвы. В романе наличествуют элементы социальной критики — не с классовых, разумеется, а с общечеловеческих позиций: люди страдают прежде всего от равнодушия окружающих. Мотивы преступления достаточно убедительны как в психологическом, так и в историческом плане. Техника совершения преступления (и техника расследования) тесно привязана к городскому и сельскому ландшафту, к привычкам и обычаям финнов.