Современный финский детектив

Наконец приемная опустела. Мы остались вдвоем, Палму и я. У меня в носу все еще стоял скипидарный запах погибших желаний, витавший в гулких коридорах. Я сам был как такой коридор, напитанный запахом, с окованными дверьми по обеим его сторонам. И за каждой дверью скрывался мой грех и моя вина… Мне вдруг захотелось плакать. Мы, певцы, люди искусства, вообще такие — сентиментальные. Но уж если в кои-то веки наши души охватывает и переполняет радость, то и радуемся мы на всю катушку! Конечно, другим людям это трудно понять. Особенно тем, кто лишен слуха и голоса.

— Ну хорошо, — сказал я, чувствуя, что молчание становится тягостным, — ты ведь наверняка торопишься в свой бар. Субботний вечер, все такое. Ты еще успеешь до закрытия. Давай беги!

— Слушай-ка, — очень серьезно, без тени насмешки сказал Палму, — ты, кажется, становишься мужчиной. Никогда бы не подумал! — Он задумчиво посмотрел на телескоп. — «Звезды расскажут тебе…» пропел он, чудовищно фальшивя. — Такая песенка есть, да? Я по радио слышал.

— Надеешься, что тебя возьмут с хором в Копенгаген? — ехидно спросил я. — Поздно начал, мой друг! У тебя нет ни слуха, ни голоса.

— Что мне, старику, делать в Копенгагене! — отмахнулся Палму. — Мне другие мысли в голову приходят. О бескрайних просторах Вселенной… Нет, сегодня я не тороплюсь в свой бар. — Тут он как будто смутился и стал водить носком ботинка по полу, совсем как Кокки. Я глядел на него во все глаза. — Я вот что подумал: не взять ли нам этот телескоп под мышку и не пойти ли с ним на Обсерваторский холм, — сказал Палму. — Давай-ка сходим! На звезды полюбуемся. Если небо чистое…

Глава восьмая

Я продолжал смотреть на него во все глаза. Он это всерьез? Или тут какой-то подвох?

— Вызовем тогда уж машину, — недоверчиво проговорил я. — Не буду же я с такой штуковиной под мышкой тащиться по городу!

— Я понесу, — с готовностью предложил Палму. — Все будет отлично. Я возьму его на плечо. И пойду сзади, чтобы не смущать господина начальника. Попробуем! Если уж Нордберг, старый человек с больным сердцем и вообще нездоровый, мог таскать его каждый вечер, неужели ж я не дотащу?! Правда, у меня колено… ревматизм…

Он сложил штатив и лихо взвалил телескоп на плечо.

— А ну-ка поставь! — приказал я.

Телескоп вместе со штативом оказался весьма увесистым. Мы прошли по нашей Софийской улице, пересекли Рыночную площадь и двинулись по Южной набережной. На Эспланаде, одной из старейших центральных улиц, было пустынно, хотя стоял субботний вечер. Возле шикарного рыбного ресторана почему-то не роились, как обычно, стиляги. И почему-то ни один битник не попался нам навстречу, хотя вечерние сеансы в кино уже закончились. И никто не носился на мотоциклах по набережной. Было совсем тихо и пустынно. А когда мы выходили из голубых кругов света, ложившихся от фонарей, то на ясном небе были видны звезды. Я уже не помнил, когда в последний раз смотрел на звездное небо.

На холм я взбирался, изрядно пыхтя. Палму подбадривал меня:

— Молодец. Ведь и старик Нордберг не всю дорогу тащил его! Он до костела на трамвайчике подъезжал. Помнишь того трамвайного кондуктора? Чего он только не поведал! А старика называл «благородный старый господин». Хотя и «немного потрепанный». Нордберг ему тоже составлял гороскоп. Бесплатно, ради удовольствия. Очень основательный гороскоп, со всеми удачными или счастливыми днями и всем прочим.

Мы медленно поднимались по холму вверх. Место урны пустовало. Среди деревьев стояла кромешная тьма. Ни одного любителя ночных прогулок мы не встретили.

— Неужто ты, взрослый человек, веришь в астрологию? — насмешливо спросил я.

— «О небо! О земля!»[9] — с чувством прочитал Палму, вспомнив Гамлета.

— Ну все — если ты сейчас начнешь поминать призраков, я немедленно отправлюсь обратно! — пригрозил я.

Недалеко от Памятника жертвам кораблекрушений, вернее, около известных кустов по-прежнему дежурил наряд. Два полицейских лениво отдали нам честь. Даже не нам, а скорее Палму. Меня они явно не узнали — освещение было слабоватое, а шляпу я надвинул на самые глаза.

— Ну как вы тут? — по-свойски осведомился Палму.

— Мерзнем, — откровенно сообщил констебль. — Больно холодно. А небо вон чистое, небось подморозит. Может, у вас покурить найдется а, комиссар? Нас так выдернули на дежурство это, что мы даже сигареты забыли купить!

— Да у меня трубка, — извиняющимся тоном сказал Палму. — А вот у нашего начальника наверняка есть. Он у нас всегда с сигаретами.

Только тут они догадались как-то подтянуться. До этого они, видимо, принимали меня за сыщика.

И я, честно говоря, не решился напоминать им, что на посту курить не положено. Вокруг не было ни души. Любители красивых видов попрятались по домам, опасаясь, вероятно, молодых гангстеров, засевших в кустах с резиновыми дубинками. И я молча протянул полицейским пачку сигарет.

Преисполненные благодарности, они помогли Палму установить телескоп в прежние лунки перед Памятником. Палму покрутил винт, и труба телескопа медленно поползла вверх.