Современный итальянский детектив. Выпуск 2

А Энеа в тот момент был на улице Ренаи. Рыдал и не мог остановиться. Прижимал к груди белую кофточку из ангоры, принадлежавшую Нанде, и по щекам его текли слезы. Он пообещал ее родителям собрать и принести вещи, оставшиеся от дочери, и растрогался до слез, обнаружив, как мало у нее было одежды. Две пары джинсов, несколько пуловеров, старая искусственная шубейка, юбка, блузка, красный халатик и кучка белья. Вот эту белую кофточку Нанда почти не надевала: говорила, что от пушистой шерсти у нее щекочет в носу. Вспомнив об этом, он опустился на кровать, заплакал и долго не мог успокоиться.

Для вещей он принес с собой купленный в универмаге большой матерчатый чемодан и не смог заполнить его даже наполовину. Тогда он прошел в ванную, где на крючке висел еще один халат — голубой, вафельный, — перед зеркалом лежала щетка с застрявшими в ней белокурыми волосами, а на полу валялся обмылок. Энеа подумал и решил эти вещи не брать: они хранили на себе слишком явные следы покойной хозяйки и родителям наверняка будет больно на них смотреть. Поэтому Энеа снял с вешалки в прихожей пластиковый мешок в желтую и синюю полоску (с ним Нанда впервые явилась на улицу Ренаи), засунул туда халат, мыло и щетку и повесил на место.

Проделав это, он закрыл чемодан и направился к двери. На пороге обернулся, чтобы окинуть взглядом квартиру.

Здесь все было так, как в то утро, когда Нанда вышла отсюда в последний раз. Две немытые тарелки в раковине, раскрытый журнал на полу перед кроватью… И все же у него не возникло ощущения, что с минуты на минуту она войдет. Воздух как будто застыл, и над всем витал дух смерти.

— Добрый день. Проходите, пожалуйста.

Мать Нанды и теперь еще говорила шепотом, словно боялась разбудить кого-то. Увидев чемодан, она и не подумала взять его в руки, а молча указала на пол, в углу, куда Энеа его и поставил, прежде чем пройти в гостиную.

Стол был накрыт к обеду: белая, вышитая крестом скатерть, фарфоровые тарелки с золотисто-голубой каемкой, хрустальные бокалы, серебряные приборы, симметрично разложенные рядом с тарелками, и выглядывающие из-под них треугольнички салфеток.

— Прошу вас отобедать с нами, — сказала женщина, садясь вместе с Энеа на диван. — Муж должен вот-вот вернуться.

Она, видимо, только что сделала прическу — короткие каштановые волосы лежали мягкими волнами, — лицо посвежело. На ней была розовая фланелевая блузка с тонкой вышивкой на воротничке и на планке и синяя юбка в складку — этот наряд и слегка подведенные серо-голубым глаза очень ее молодили. Энеа прикинул, что ей сорок, не больше, и его вдруг обожгли стыд и тоска. Мать Нанды намного моложе его, и отец, наверное, тоже.

Но на смену тоскливому чувству тут же пришло пьянящее возбуждение: старый, нескладный — что с того, это ведь не помешало Нанде быть с ним вместе!

24

Парень не понимает, что происходит. Знает только, что надо бежать.

Внутри оранжевой палатки, где несколько секунд назад он был в объятиях любимой, разверзся сущий ад.

Несколько дней назад они приехали из Франции, так давно мечтали отдохнуть, и вот мечта обернулась кошмаром. Их страстный поцелуй внезапно прерван резким шорохом. Юноша поворачивает голову: сквозь прозрачную пленку окошка на него пристально смотрят два глаза; мгновение — и длинный нож одним ударом рассекает брезент.

Девушка цепенеет, вытягивает шею по направлению его взгляда. Глаза исчезли, остались лишь два располосованных полога и окошко, свесившееся на сторону. Брезент хлопает, развеваясь на ветру.

Ребята глядят сквозь прореху, за которой резко начинается чернота, подчеркнутая ярко-оранжевым фоном палатки. Поэтому они не видят человека, забравшегося внутрь с противоположной стороны. Чтобы влезть, ему пришлось стать на четвереньки — такой он громадный. Гремит первый выстрел. Пуля попадает парню в руку. Две следующие, выпущенные одна за другой, кажется, угодили туда же. Четвертая задевает губу, раскроив ее до самого носа. С полным ртом крови юноша высвобождается из объятий девушки, ползет на коленках, мотает головой, роняя крупные красные капли на ее тело и на матрас, словно спринтер на старте, вылетает наружу, задевая распоротые края палатки. Кубарем прокатившись по траве, вскакивает, бежит в темноту. В ушах у него гремят восемь выстрелов, слившихся в один долгий грохот.

Он совсем забыл о девушке и в этот момент вообще ни о чем не думает. Дорогу ему преграждают заросли кустарника; он пытается продраться сквозь них, расцарапывая в кровь ладони. Ничего не выходит, и он машинально перемещается влево, к тропинке.

Но вдруг оборачивается, потому что над ним нависла огромная черная тень. Человек выше его сантиметров на двадцать. Парень едва различает контуры фигуры в слабом свете, сочащемся из разорванной палатки.