Современный польский, чешский и словацкий детектив

— Да. Он, конечно, существует. Сидит себе дома и посмеивается, что здорово нас облапошил. Хотя весьма возможно, что его смех скоро оборвется…

— Где он? Где-нибудь в ФРГ?

— Это не столь важно. Смех его оборвется, как только он узнает, что инженер погиб. И — можете отнестись к этому скептически, дескать, фантазия старика! — как только узнает еще об одной смерти.

Лазинский застыл на месте.

— Где? Какая смерть?

— Где-то здесь. Не выпытывайте, я еще и сам не знаю.

— Ничего не понимаю. Умрет еще кто-нибудь?

— Уже умер, — тихо произнес Шимчик. — Я думаю, что Голиан тогда надул наших коллег из Праги. Хотя вопрос о господах из Мюнхена остается открытым: сделал ли он все то, что они требовали от него. Он, безусловно, добился доверия наших товарищей из органов госбезопасности и отлично закрепился на таком месте, которое устраивало его и его шефов. Господ из Мюнхена, — Шимчик стряхнул пепел.

— Вы полагаете, — Лазинский слышал свой голос издалека, словно чужой, — вы считаете, что он был шпионом?

— Черт его знает, пока у меня нет доказательств. Несмотря на то, что он хотел еще раз сбежать.

— Согласен. Но хотел ли Голиан бежать за границу?

— А документы в его портфеле? Вы только подумайте.

Лазинский молчал. У него была своя версия, и он не хотел ее обнародовать, «терпение, терпение, может быть, осталось всего несколько часов».

— Нет, — упорствовал капитан Шимчик, — ему необходимо было бежать, и именно за границу. Еще недавно, позавчера или неделю назад, он чувствовал себя в безопасности, выжидал, но его уверенность вдруг рухнула, рассыпалась, словно карточный домик.

— Вчера? А вы не переоцениваете открытку его жены?

— Нет. И Бауманна тоже.

— Возможно, не Голиан списывал формулы, наши ребята нашли там и другие отпечатки пальцев. Кроме того, если вы не ошиблись и Голиан действительно занимался шпионажем, — такую школьную ошибку он не мог бы совершить. Скандалить с Бауманном, делать вид, что его обокрали, более того, оставить столь явственные отпечатки на его бумагах. Ведь это же…

— Конечно, — перебил его Шимчик, — шпион такого не натворит, про такое писали лишь в плохих детективных романах, где западные агенты были круглыми идиотами. Но здесь имеются кое-какие детали: например, неожиданные события, фактор времени. А что, если у него вдруг под ногами начала гореть земля? Это уже не пустяк. Вдруг вся история с открытием и документацией Бауманна — мошенничество?

— Значит, вы и старика подозреваете? — удивился Лазинский.

Их поездка на вокзал за Бауманном, интерес к тому, как он будет вести себя, узнав о гибели Голиана, список сотрудников, отпечатки пальцев — как доказательство… Дурит Шимчик, что ли? Годы и годы ругал Швика, защищал людей от болезненного недоверия и вдруг — сам!

— Все совсем наоборот. — Взгляд Шимчика скользнул и остановился на уродливой черепахе. — Но только это зависит от точки зрения!

— Точка зрения, товарищ капитан, если я вас, конечно, правильно понял, точка зрения такова: сейчас мы не имеем никаких доказательств!

— Нет, это не так, одно доказательство у нас есть, и довольно серьезное. Ведь Бауманн держал свои бумаги в том же самом сейфе, от которого были ключи и у покойного. Более того, эти ключи он дал Голиану сам. Зачем?

— Но его опыты? Стеглик и его коллега тоже инженеры, специалисты, почему они оба стояли горой за открытие, когда говорили с Сагой? Ведь они сами эти опыты проводили! Понимали дело! Неужели и они клюнули на липу вместе с Голианом?

Солнце садилось, наступил душный июньский вечер. Юноша, загоравший на плоской крыше против их окон, складывал одеяло. Его стройная спортивная фигура четко выделялась на фоне неба.

— Речь могла идти о каких-то других опытах, — сказал Шимчик, все еще не поднимая головы.

— Опыты уже настоящие?

— Конечно.

— А в сейфе — камуфляж?

— Да.

— Для того, чтоб Голиан попался и Бауманн мог его отсюда выжить?

— Так говорит Сага, чтобы очернить Бауманна. Он старика не любит.

— Возможно, у него есть причины, — заметил Лазинский.

Шимчик ушел, еще раз напомнив, что надо дозвониться в Прагу. Лазинский кивнул и пододвинул к себе телефон. Хотелось есть, мучила жажда и одолевало смятение: уж очень уверенно говорил Шимчик. «Ну да ладно, — успокоил он себя, — я ведь тоже уверен в своей правоте» — и, подняв трубку, он набрал нужный номер.

Через час вернувшийся от начальника Шимчик уже не застал Лазинского. На журнальном столике лежала наскоро нацарапанная записка: «Бренч принес телеграмму, она у вас на столе. Я отправил его обратно на почту выяснить, кто звонил по междугородной в Михаляны. С Прагой говорил, подробности при встрече. Если уйдете, оставьте распоряжение».

Капитан скомкал записку, взял телеграмму и несколько раз прочел: «Поздравьте пожалуйста моего имени Верону. У меня нет адреса. Приветом Дезидер Голиан».