Современный родильный обряд

Важный прием, служащий для «обезвреживания» женщины — «обман»: А пузырь они мне все-таки прокололи. Они меня обманули. Они сказали: «Не волнуйся, мы тебе прокалывать ничего не будем», потому что я заранее еще сказала: «Ничего мне не надо прокалывать» <…> И они меня просто обманули. Врач сказала: «Видишь руки — у меня нет ничего. Я только посмотрю». И вот она меня проткнула. Я поняла, и у меня как слезы полились просто от какого-то негодования, от какой-то слабости, что я ничего не могу сделать. Они меня просто обманули. Это меня доконало просто(И17). Заметим, что данный прием часто применяется в медицинской практике при лечении детей — например, при удалении аденоидов.

Еще один прием «обезвреживания» — отвлечение внимания, «заговаривание зубов». Прием этот обычно применяется при проведении болезненных манипуляций, когда женщина под влиянием боли может помешать действиям медиков (в детских поликлиниках для аналогичных целей специально приготовлены игрушки):

Они быстро так говорят: «Так, ты кто по профессии?» — «Художник…» — «Ну что, художник, портреты наши нарисуешь?» — а сами тем временем все там делают. И еще говорят: «А вот мы бы что могли нарисовать? Только письки…»(И43).

Здесь же следует упомянуть различные способы успокоения и утешения — сентенции типа мы все женщины и нечего орать — дело обыкновенное

(И26), это у всех бывает, и потерпите(И11). Ср. формулы, используемые повитухой в традиционной культуре: «Ну-ну, голубушка, не реви! Все забудется, все заживет! Крута гора, да вздымчива, больна дыра — забывчива! Все забудется, опять будешь жить!» (Науменко 1998: 47). Некоторые процедуры сопровождаются специальными приговорами:

И я совершенно не могла ходить из-за швов. А они меня все время мазали йодом, приговаривая при этом: «Йодок — бабий медок!» Это было совершенно невозможно(И20).

Важная особенность родильного действа — его карнавальный характер. Мы считаем правомерным говорить о «карнавальности» родильного обряда, используя этот термин в широком смысле слова — для обозначения совокупности некоторых элементов ритуала, типологически сходных с карнавальными. Здесь мы присоединяемся к мнению П. Бёрка, который пишет, что в некотором смысле, каждый праздник представляет собой карнавал в миниатюре, поскольку оправдывает «беспорядок» (инверсию нормы) и влечет за собой сходный репертуар традиционных форм. Используя термин «карнавальная стихия», Бёрк не пытается утверждать, что какие-то элементы карнавала как календарного праздника породили какие-либо элементы в составе других обрядов. Его утверждение состоит лишь в том, что многие праздники имеют общие элементы ритуала, и, поскольку карнавал был особенно важным наложением подобных элементов, возможно условное приложение термина к другим обрядам (см.: Burke 1994: 199). Таким образом, речь может идти ни в коем случае не о генетическом родстве между отдельными элементами родильного обряда и карнавала, но лишь о типологическом сходстве. Функция сходных элементов этих ритуалов различна, поскольку они связаны с двумя принципиально различными типами коммунитас: родильный обряд относится к обрядам повышения статуса, а карнавал — к обрядам перемены статуса (Тэрнер 1983: 231–241).

Прежде всего, родильный обряд подразумевает всеобщую вовлеченность — здесь нет деления на актеров и зрителей. О «перевернутом мире» в контексте родов мы уже говорили — это изменение ролей (по сравнению с «нормальной» жизнью — обычаем), символически отраженное в ритуале в виде переодевания, обнажения, поругания и т. п.