Современный румынский детектив

— Доложи об этом Карабогичу, — попросил Патрон. — Я хочу переговорить с ним, как только он закончит свое дело.

Парень вытаращил глаза:

— Как? Разве вы не знаете? Доктор Карабогич скончался.

— Когда? — растерялся Патрон.

— В субботу вечером. Инфаркт.

Острая боль пронзила сердце, как от удара кинжалом. Со старым врачом майора связьшала многолетняя дружба. Сколько успехов и неудач довелось им пережить вместе! Невозможно было поверить в эту нелепую смерть.

— Ты что-нибудь знал? — повернулся он к Голему.

— Нет, все это время я провел в больнице у Матея. При упоминании о долговязом Патрон рассвирепел:

— Черт возьми! Ну как этот простофиля мог упустить такого мерзавца! Пусть не попадается мне на глаза!

Только тут до него дошел смысл собственных слов, и он осекся. Затем повернулся к криминалисту, смущенному тем, что принес столь печальное известие, и не знавшему, как бы поскорее удалиться.

— И кого назначили нашим эскулапом?

— Я и сам еще не видел. Молоденькая совсем, говорят. Она с минуты на минуту должна подойти.

— И чем только думают наши кадровики? — громогласно возмутился Патрон. — Почему именно ко мне присылают всех младенцев? Здесь что, патронажная служба, что ли?

Парень спрятал под усами улыбку, но старый майор обрушился и на него:

— Займись делом! Ты действуешь мне на нервы!

Прежде чем подняться на второй этаж, он решил еще кое-что уточнить у Голема:

— Аркадие Манафу работал над каким-то изобретением?

— Насколько мне известно, нет.

— Он поддерживал контакты с иностранцами? — Нет.

— Ты сообщил о случившемся ему на работу?

— Пока нет.

— Сообщи поживее. И попроси прислать представителя. Лучше бы того, кто был близок с убитым; Может быть, женщину… Что тебе известно об этой стороне жизни Аркадие Манафу?

— Был момент, когда он сделал попытку осложнить себе жизнь и завел любовницу. Однако, узнав, что и жена изменяет ему, сразу остепенился.

— Ревность — самый страшный микроб, — задумчиво произнес Патрон. — Насколько мне известно, у Аркадие Манафу не осталось родственников. Кто же станет наследником, если нам удастся разыскать пропавшие марки?

Его размышления прервала Иоана Горунэ:

— Товарища майора просят к телефону. — Кто?

Чуть поколебавшись, женщина смущенно призналась:

— Возможно, я не расслышала, но мне показалось, что он сказал «Тесак».

Мужчины уставились друг на друга, а потом одновременно бросились к телефону.

Глава XI. Беспощадная прекрасная дама

Зайдите в холл любой гостиницы, и в вашей памяти тотчас всплывет триптих старины Босха «Сад наслаждений». На его картине тоже взад-вперед снуют люди, которых пожирает изнутри гнусный микроб некоммуникабельности.

Я похлопал швейцара по спине. Должно быть, он уже давно перестал отличать людей от дверей и склонялся вслед каждому, словно подглядывал в замочную скважину.

— Выпрямись, папаша, — посоветовал я ему. — На таком сквозняке немудрено и синусит схлопотать.

Будь у него при себе бомба, он не замедлил бы сунуть ее мне в карман.

Я сделал вид, что у меня неотложное дело, и пулей промчался к сувенирному ларьку. Посмотрел в упор на продавщицу и сказал:

— А вот и я!

Она вытаращила глаза и быстро-быстро заморгала. Ее накрашенные веки хлопали от изумления, точно ставни, готовые сорваться с петель под напором бешеного ветра. Она обернулась к товарке, которая сидела в глубине и подпиливала ногти. Думаете — на руках? Как бы не так.

— Погляди на него! Вот умник выискался!

— Что делать! Таким уж меня мать родила, — посетовал я. Ее подружка заговорила столь хриплым голосом, словно впервые закурила в детском саду и с тех пор даже во сне не расставалась с сигаретой.

— Пусть раскошеливается или проваливает.

— Слыхал? Чего тебе?

Я, не задумываясь, выпалил:

— Предметы языческого культа.

— Ха-ха-ха! — залилась смехом старшая, — Как же болит эта чертова мозоль, — пожаловалась она, постучав пилкой о нарост величиной с бильярдный шар. — Может, тебе томагавк сгодится? В самый раз к последнему причастию.

— С условием, что в него будет вмонтирована трубка мира. После этих слов та, что была менее задириста, вытащила из-под прилавка длинную трубку, с помощью которой запросто могла почесать себе спину.

— На, возьми. Это все, что у нас осталось. Только тебя и ждали. Специально припрятали.

— А где же у него острие? — притворился я удивленным. — Томагавк — и вдруг без острия?

— Знаешь что? Не выпендривайся! Для тебя и такой сойдет. Доставай франки!

Продавщица не пожелала сделать мне скидку, и мне пришлось полностью выложить сумму, указанную на этикетке. Она умудрилась так запаковать трубку, что длинный мундштук, торчавший снаружи, запросто можно было принять за приклад винтовки, в который вбивал серебряные гвозди Виннету, а меня — за его названого брата.

— Послушай, а национальный костюм оашей не хочешь купить? Я не шучу, тебе бы здорово пошло, — съязвила та, что занималась педикюром, оценивающе оглядев меня.

Я отрицательно помотал головой и сделал свой ход: