Она поднялась, опершись на мое плечо, перешагнула через мои ноги, вытянутые чуть ли не до середины комнаты, и вышла. Когда она слезала с постели, халатик ее распахнулся, обнажив почти до бедер гладкие крепкие ножки. Признаюсь, однако, что я не испытывал ни малейшего возбуждения. И вовсе не потому, что за одну ночь превратился в женоненавистника. Просто инстинктивно угадал, что этой женщине, достаточно искушенной в любви, так же, как мне, знакомо чувство опустошения, возникающее наутро после случайной близости.
Она принесла пижаму и чистое белье. Остановившись в дверях, кинула все это мне на колени, изловчившись при этом не опрокинуть мой вновь наполненный доверху стакан.
— Здесь все, что тебе надо, стрекоза.
— Спасибо.
— Завтра я работаю. Когда ты собираешься встать? Я глянул на часы — было ровно одиннадцать.
— Что, если в полдень?
— Мне все равно. Я застану тебя завтра?
— Пока не знаю.
— Тогда тебе нужен ключ.
— Если не трудно…
— Оставлю тебе свой, у меня нет запасного. Если ты уйдешь раньше, чем я вернусь, спрячь его в распределительном щите на площадке. В свою очередь я поступлю точно так же. Спокойной ночи!
Она почти закрыла дверь, когда я окликнул ее:
— Мария!
— Чего тебе еще?
Я долго и пристально вглядывался в голубизну ее глаз.
— Ты уверена, что не хочешь провести со мной ночь? — Нет, не уверена.
Мне стало ясно: она неплохо разбирается в людях, но предпочитает не сближаться с ними. Мария хотела было что-то добавить, но раздумала и вышла. Я остался в одиночестве сосать пиво. И удивительно быстро управился с ним. Одну бутылку решил оставить на утро и спрятал ее в холодильник,
Я спал как убитый и пробудился с мыслью, что наконец-то отоспался за все и еще на десять лет вперед. Сквозь плотно задернутые шторы в комнату проникал красноватый свет, обагряя кровью золотистые лики святых на иконах.
Я нежился на шуршащей постели, как младенец в люльке. Прикурил сигарету и затянулся с вожделением астматика, присосавшегося к ингалятору.
С сигаретой в зубах я слез с кровати. Мягкая овчина приятно щекотала босые ноги. Подойдя к окну, я отдернул шторы. Солнце было на своем месте и невозмутимо совершало привычный путь. Оно сверкало, как золоченое пасхальное яйцо. Жидкий туман с неохотой покидал городские улицы.
Сбросив пижаму, я сделал легкую разминку. Увы, раны тут же дали о себе знать. Да и обстановка, напоминавшая монашескую келью, не благоприятствовала занятиям такого рода, и потому я решил предаться кутежу.
Вызволив из холодильника застывшую в холодном ожидании бутылку пива, одним махом осушил ее и отправился в душ. В зеркале мне ухмылялся жуликоватый небритый тип с синяками под глазами. Я напыжился, но все равно выглядел как мертвец — кожа да кости. Отхлестав хорошенько себя по щекам, встал под душ — и вода воскресила меня. Полный сил, я запел во все горло "Сердце красавицы"… Побрившись и завернувшись в огромное, точно корабельный парус, полотенце, отправился на кухню. Английский завтрак ожидал меня на столе. Неудобство заключалось в том, что яичницу с ветчиной я должен был поджарить сам. Но я сумел весьма рационально распорядиться временем: пока в тостере пригорал хлеб, быстренько оделся и даже успел кое — куда позвонить.
Ключ я оставил в условленном месте, завернув его в клочок бумаги со словами: "Будь здорова! Если нам не суждено больше свидеться, знай, что я очень тебе обязан. Стрекоза".
Я вышел из дому, насвистывая себе под нос и подбрасывая блестящее красное яблоко. Оно мягко плюхалось в мою ладонь, сложенную ковшиком, и точно соответствовало ей по величине. Настроение было отличное. Деньги подходили к концу, в делах я продвинулся не дальше воробьиного носа, а у женщин вызывал только жалость. Но по натуре я оптимист и верю в свою звезду. В этом несовершенном мире уйма дел, так что мне есть куда потратить избыток энергии.
Поймав такси, я подъехал к дому Алботяну. Глухая Роза проорала мне в телефонную трубку, что ее хозяева еще не вернулись. Впрочем, это было ясно и так.
Приложив к фотоэлектронной ячейке розовую салфеточку, прихваченную на кухне у Марии, я посветил на нее карманным фонариком, и дверь повернулась вокруг своей оси. "Олд Кэп" послушно ждал меня. Когда я выехал, дверь автоматически закрылась, и через несколько секунд все поглотил сгущавшийся туман.
Запах знакомых духов так и не выветрился из машины, но я мужественно отогнал воспоминания: жизнь достаточно закалила меня, и впредь я не собирался страдать из-за любви. Но мне претила и роль циника из тех, что, напустив на себя безразличный вид, с наслаждением сплевывают вслед женщине, видя, как она торопится к ухажеру, трусливо спрятавшемуся в тени железнодорожного моста. Сквозь опущенное окошко ворвался холодный туман и пронизал меня с головы до ног, однако ностальгический запах выветрился. Я закурил, включил радио и, отбивая такт по рулю, направился к Снагову.