— Был. Ныне используется как склад стройматериалов. А как раз под окном вашей комнаты бодрствует необыкновенно бдительный сторож, и бригада работяг трудится денно и нощно…
— А за складом — школа, — прервал его Беглый. — Да.
— Какое расстояние до забора?
— Метров двадцать пять.
Шальная мысль пронеслась в голове Беглого. Он выпалил:
— Свяжитесь с моим двоюродным братом Санду Бурдой. Мне нужна прочная веревка.
— Начинаю понимать… Хм! Смахивает на самоубийство.
— Знаю.
— Кроме того, вы не должны забывать, что живете в одной комнате с необыкновенно опасным субъектом, он мать родную продаст! — прошептал сводник, — Я далеко не сразу согласился его приютить. Глядите в оба, господин Профессор!
Весенние, напоенные отравой ночи. Где-то на окраине города лает собака, царапая тишину. Сквозь жалюзи ночь протягивает пригоршню покоя.
Глаза Беглого сверлят тьму, пронизывают ее. Челнок наводит маникюр зубами. Но Силе не видит и не слышит, его мысли витают среди звезд и персиковых садов, на запыленной дороге, обсыпанной липовым цветом тишины.
Челнок облизнул губы:
— Дя Беглый!
Ему ответили только шаги Трехпалого, волочившего ногу по коридору (грехи молодости: бегал за красоткой, и его отделали дрючками парни из Брэилицы).
— Господин профессор!
Силе Драгу вздрогнул и обернулся, моргая, как внезапно разбуженный человек. Недоносок сладенько ему улыбнулся:
— Чем я тебе не угодил, дя? Зыришь на меня, как солдат на вошь.
Беглый пожал плечами и показал ему спину. Легкий ветерок донес в комнату кислый, застарелый запах каменной кладки. Челнок встал.
— Что я те сделал?! Вот уж неделю глаз с меня не спускаешь!
Профессор потер подбородок. Его зеленые глаза впились в вора.
— Не нравишься ты мне, Челнок, — процедил он.
— С чего бы? Настучали тебе, что ли? Силе Драгу покачал головой:
— Ты мне с первого взгляда не понравился.
— Почему же, господин профессор?
— Глаза у тебя подлые. Отвратные глаза, Челнок! Как у вурдалака, — добавил он, — Просись в другую комнату, делай, что хочешь, только сматывай удочки. Иначе тебе не жить!
— Дя Беглый…
— Собирай манатки и катись!
— А чо я тебе сделал?!
— Покуда ничего.
— Черт!
Профессор не спускал с него глаз:
— Руки у меня чешутся, как бы не придавил я тебе глотку. Мне терять нечего: что два трупа, что три.
Глаза вора налились слезами:
— И чего ты не прибрал меня, господи, когда я на шапку годился?! Сколько себя помню, все на меня косятся как на нечистого! Доброго слова не слыхал! Никто не спросил: что у тебя на душе, братец? Что у тебя там творится, малыш? Что ворам, что мусорам — всем не нравятся мои глаза. И никто мне не верит, хоть могилой матери клянись! Даже когда правду ботаю. Братан уводил деньги из дому на гульбу, а старик все равно меня лупил: "Ты их спер, Думитре, по глазам вижу!"Что вы там видите, чтоб вам провалиться? Что там написано?
Он обхватил голову руками и зарыдал. Силе смягчился,
взял его за локоть.
— Брось, Митря! Не так страшен черт, как его малюют…
На, закури-ка лучше.
Вор изучал его сквозь щелочки век, пряча улыбку. Сработало! Он уронил еще пару слез для пущей убедительности.
Помолчали, вслушиваясь в гулкую ночную тишину.
— Давно воруешь? — В голосе Беглого звучало сочувствие.
— С четырнадцати лет… Предки померли, я один остался.
— Понятно. Улица тебя засосала.
— Я и сам постарался, что там говорить… А дальше — два месяца на воле, десять — в тюряге… — Он поднял глаза: — Верь мне, господин профессор, не пожалеешь. — И добавил шепотом: — Разреши тебе помочь.
— В чем?
— А чтоб уйти! Я знаю, ты лыжи навострил, видел веревку-то…
У Силе похолодело в груди. Он прислонился к стене" А вор
зашептал скороговоркой:
— Знаю, господин профессор, я с ходу тебя раскусил… Имей меня за человека, я пригожусь, черта сверну, чтобы увидеть тебя на воле!
— Любовью ко мне проникся, да? Так, ни с того ни с сего…
Челнок опустил глаза:
— Доказать всем хочу, что я не Иуда.
— Только поэтому?
Челнок выпалил одним духом:
— Только, родненький! Ну пойми, впереди меня молва идет: где Димок, там и продажа… Каково жить-то?! Не успел сесть, меня уже оговорили. Все воровское племя меня опасается… Даже ты вот…
— Верно, даже я. Вор вздохнул:
— Знал бы ты, сколько во мне куражу сидит! Поверь в меня, дя Беглый, да шепни людям, что держу фасон, а если не выйдет по — хорошему, уж они-то сумеют меня наколоть.
Силе не спускал с него глаз.
— Продашь — на пощаду не рассчитывай!
— Ясно! Я же видел твои кувалды… — Ладно, Митря, попробуем.
Челнок схватил его руку и поцеловал. Дрожь побежала по телу Беглого, как от прикосновения змеи. Два слова копошились в голове, но язык отказывался их связать:
"Поцелуй Иуды!"
Глава II
МАЛ, ДА УДАЛ
Старик снял очки и протер их, улыбаясь: "Но это же просто- человек врет!"
Луна посеяла луч света. Разлученные тополя, словно пять погашенных свечей, тихо ткали свою тень. Силе Драгу оторвался от окна.
— Спишь, Митря?
— Нет, дядя, — ответил вор, поворачиваясь на бок. — Думаю. Запутанная штука эта жизнь, хоть вой! — Он горько усмехнулся.
— Что так?