Современный Румынский детектив

— Господин Крэчун, наверное, твое мнение имеет некоторое основание, но только некоторое. Немудрено, что ты видишь мир искаженно, преувеличиваешь людскую косность…

— Из-за них я вынужден играть роль сумасшедшего, и, пока это будет продолжаться, я буду спокойно радоваться их глупостям и воровать у них землю. Про Анну Драгу скажу лишь, что она хотела жить без вранья. У нее не было родителей, ее воспитали чужие люди, которым не было нужды ее обманывать, у них было в душе ровно столько тепла, сколько его бывает у приемных родителей. Она попала сюда прямо из школы.

— Значит, ты ее хорошо знал, господин Крэчун, раз упоминаешь такие подробности…

Гидеон засмеялся.

— Конечно, я знал ее. Она была единственным человеком, кроме моей дочки, кто приходил ко мне. Вот и ты пришел. Поэтому я не побоялся сказать тебе то, что сказал. Человек, который переступил порог моего дома, заслуживает уважения, и я готов сказать ему все, что думаю. Но больше я не могу ничего добавить, гражданин майор, даже если предположить, что я еще кое-что и знаю. — Крэчун снял с печки кастрюлю и принялся вылавливать вилкой лапшу из молока. Он подносил ее ко рту, обсасывал молоко, потом, закрыв глаза, жевал лапшу. Дед молчал. Наконец Гидеон опять заговорил:

— Я сижу и думаю, гражданин майор, почему ты меня не арестуешь? То, что я сказал, тебе не по нутру. Может, ты задумал что-то выведать у меня? Но я тебя предупреждаю, я сумасшедший, и ни один доктор на свете не станет утверждать обратное. Может, однако, в жизни что-то изменилось, больше, чем я думал, и ты искренне желаешь поймать тех или того, кто избавился от Анны Драги. Тогда слушай, что я тебе скажу! Я не единственный сумасшедший в Сэлчиоаре.

Дед закурил сигарету. Голубоватый дымок поднимался к потолку. Дед внимательно слушал Крэчуна, удивленный манерой его речи и особенно тем, что он рассказывал. У Гидеона сложилось свое мнение обо всем, он считал свой мир замкнутым изнутри, и почти невозможно было из внешнего мира вторгнуться в него. Гидеон очень хорошо знал, чего хотел, а как жили другие, ему неоткуда было знать. Все это не имело прямого отношения к делу, но майор надеялся, что старик мимоходом скажет что-нибудь такое, что ему пригодится. Так и случилось. По крайней мере несколько деталей, сугубо личных, еще без подтверждений и доказательств, вполне укладывались в одну из версий, которую отрабатывал Дед. И за это он был признателен Гидеону.

Майор встал со стула, посмотрел на часы. Было поздно.

14

Достигнув вершины холма, Дед остановился. Устал. Он поднялся по склону напрямую, минуя извилистую тропинку, — испытывал свою выносливость и, хотя дышал тяжело, остался доволен своим состоянием. Он посмотрел в долину, нашел окошко погреба, где жил Гидеон Крэчун, потом взгляд его перекинулся на пойму Муреша, довольно широкую между двумя краями плоскогорья. Где-то на горизонте маячили привокзальные огни, а слева слышался грохот землечерпалок. Дед проделал несколько дыхательных упражнений по системе йогов, задерживая как можно дольше воздух в груди, и резко, с шумом,выдыхал его.

Вдруг он увидел скачущего галопом всадника. Лошадь и человек исчезли в ночи, как призраки. Кто это был? Дед покачал головой…

Он чувствовал сосущую пустоту в желудке — невольный пост в течение этого дня вернул ему давно забытый аппетит. Он подумал об яичнице и кружке молока, с которыми, несомненно, ждет его Панаитеску, и вдруг услышал позади себя мягкие шаги, будто тот, кто шел за ним, обмотал обувь тряпками. Дед остановился и закурил сигарету, будучи почти уверен, что шорох шагов прекратится. Однако кто-то за его спиной осторожно пробирался вперед. Дед резко обернулся. В слабом свете, отбрасываемом электрической лампочкой у школы, майор различил женский силуэт. Он поздоровался, но женщина лишь что-то неясно промычала. Дед сообразил, что перед ним глухонемая. Он пожал плечами в знак того, что не понимает ее, и тогда она схватила его за рукав и буквально потащила за собой. Ее костлявая рука цепко держала локоть майора, а он, поняв, что она спешит что-то показать ему, покорно следовал за ней. Женщина размахивала рукой, что-то невнятно лопотала, и в ее голосе уже не было тех мычащих звуков, как вначале. Они вошли в боковую улочку. Подойдя к одному из домов, глухонемая прислонилась к забору и поднесла руку ко рту. Они ждали в молчании с четверть часа, пока из дома не вышла женщина с ребенком, но глухонемая мотнула головой — нет, не этих она ждала.

Терпение Деда почти иссякло, когда на веранде появился мужчина лет за пятьдесят, усатый, в кэчуле , сдвинутой на ухо. Майор хорошо разглядел его лицо. Лампочка на углу дома освещала двор, и человек попал в луч света, так что Дед заметил даже шрам на его верхней губе. Мужчина стоял, мусоля зажженный окурок сигареты.