Современный русский детектив. Том 2

— Первое время и Шатурко, и следователь, какой дело вел, Шевченко его фамилия, и начальник ОВО Николаев… Уж он особенно старался. Правда, он что… Брат мой, он был матросом, говорит, что Николаев на судах помощником по политической части плавал, это вроде попа: и исповедь прими, и грех укроти. Привык, в общем, товарищ подполковник с людьми работать, людям в нелегкую минуту помогать. Так он аж всех нас вниманием оделил. И брата, и сестру, и сватью, Митину маманю. Все говорил: не верится, не верится, что сержанта вашего нет на свете. Долго не верил. Последнее время уж и сказать ему хотелось: да не прячем мы Митю, рады бы…

— Я слышала, что Николаев человек отзывчивый. Слышала и другое. — Люба решила сбить Пряхину с «накатанной дорожки». — Вроде слух прошел, жив ваш зять. Слух нехороший. Мол, убежал с поста, от грехов.

Пряхина нахмурилась.

— Не знали мы, — повторила с настойчивостью, — какие грехи могли за Митей водиться. Не знали и не знаем. Для нас он был свой, девять лет они душа в душу прожили, дочка моя не жаловалась. Для нас он был отец внучки моей, хороший отец. И дурного слышать о нем не хочу.

«Не сдвинешь с затверженного», — невольно подумала Виртанен.

— Когда вы виделись с зятем в последний раз?

— На праздник. Восьмое марта отмечали здесь, у меня. Они любили в праздник ко мне…

— Значит, молодые от вас уехали на следующий день? Они что, были свободны утром девятого?

— Митя не работал, он только пришел с дежурства, а Наде надо было выходить с утра. Так они же с приятелем были, у приятеля своя «Волга». В полседьмого поднялись и поехали.

— Что за приятель? Как зовут, чем занимается?

— Зовут Махмуд. А кем работает, разговора не было. Я этого Махмуда первый раз видела.

«Судя по имени, это вряд ли блондин-матрос», — подумала Виртанен и вспомнила рассказ Хрисанфова, как Иванцов что-то обменивал не то у горца, не то у грека.

— Откуда Махмуд? Местный? Вы могли бы его описать?

— Не местный, — решительно сказала Пряхина, — это точно. Он еще говорил, что на машине через Пятигорск к нам ехал. А вид у него… Ну, нос орлиный, губы толстые, плотный мужчина, глаза темные, кудрявый…

— О чем говорили за столом?

— А про все. Про цены, например, говорили. Махмуд сказал, что в Нальчике рынок дешевле, чем у нас. А в магазинах…

«Аресты в Нальчике, — думала Люба, — судя по ориентировке МВД, начались двенадцатого марта. Ради чего в таком случае, если этот Махмуд имеет отношение к торговле наркотиками, он гнал из Нальчика в Инск машину? Праздник встретить в кругу не самых близких знакомых?»

— Зинаида Агеевна, вы хорошо помните, что ваш зять накануне восьмого марта дежурил?

— Прекрасно помню. Он и усталый был. Выпил стакан и спать лег.

— Скажите, а ваш зять и его друг Махмуд не упоминали никаких общих знакомых?

— Не слыхала. Да и какие общие знакомые? Махмуд у нас никого не знает, это я сразу поняла, а у Мити друзей было раз-два и обчелся. Да с этим Махмудом особо и не побалакаешь. Плохо понятно, что он говорит. Мы все больше телевизор смотрели. Концерт, выступали Толкунова, Ротару, Хазанов, Базаркина. Махмуд еще Базаркину с Пугачевой перепутал. Смеялись.

— А ваша дочь прежде встречалась с Махмудом, была с ним знакома? Вы не поняли?

— Нет, не знаю. Вроде…

— Писем вашему зятю из Нальчика не случалось получать? Вообще из тех краев, с Кавказа, из Минвод?

— Откуда мне знать? — Пряхина пожала плечами. — Я же с ними не жила. А когда приезжала, никаких писем не видела, да и разговора не было. Надя знает, конечно…

— В таком случае как мне проехать к вашей сестре? Дайте, пожалуйста, точный адрес.

Люба пошла к машине.

Возле милицейского «Москвича» стояли милиционер-водитель и двое парней. Они озабоченно смотрели на машину, перебрасывались негромкими фразами. Вид у всех троих был огорченный, удивленный.

— Что такое? — спросила Виртанен.

Милиционер-водитель заговорил горячо, с досадой:

— Пошел я перекусить, вон, чайная, кто ж ее знал, эту шпану местную, где ее теперь сыщешь! Нашел бы — уши отодрал! Все, Любовь Карловна, застряли мы тут. Все четыре баллона, мерзавцы, оприходовали. А у меня в запасе, как у всех, только один и есть.

Виртанен поняла, что произошло. И вдруг почувствовала себя в западне, куда ее кто-то умышленно и целенаправленно загонял все эти дни. Все выстроилось в единую цепь: и изъятые показания, и протертая кем-то рация, и уклончивость Иванцовой, и подготовленность ее матери, и эти четыре продырявленные шины… Она посмотрела на двух сочувствующих парней с вопросом:

— Может быть, вы нам поможете?

— А чем, товарищ капитан? — пожал плечами один из них. — От трактора я вам гусеницу дал бы, только не нужно. Нет у нас сейчас автомобиля. Автохозяйство на центральной усадьбе, а машины что нас обслуживают, одна в разгоне, даже не знаю, где, когда вернется, а две другие на центральную — на ТО вызвали. Точно говорю, я знаю, я механик.

— Откуда можно позвонить?

— С фермы.

До центральной усадьбы Люба не дозвонилась. Дирекция совхоза не отвечала.