II. Выпишите из «Толкового словаря русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова по пять слов с пометами:
Однажды, когда я проходил студенческую практику в районной газете, меня вызвал к себе редактор. Он ткнул пальцем в бумажку, лежавшую на столе, и сказал: «Тут вот все цифры. Будешь писать о строительстве жилых домов». Я тут же сел за работу. Но чем больше я задумывался над будущим текстом, тем яснее понимал, что горю, как швед под Полтавой.
Я крутил своим пером и так, и эдак, но первые слова у меня почему-то все время складывались в такие фразы: «В нашем районе, как и во всей нашей области, уделяется особое внимание строительству новых квартир для трудящихся масс. В этом году сотни семей справят новоселье в благоустроенных квартирах». И так далее.
Я чувствовал, что эту статью, будь она напечатана, я не очень-то буду стремиться показать своим однокашникам по Литинституту, потому что нас учили бояться штампа и находить только свежие и поэтические строки. И тут будто бес схватил меня за ребро и заставил написать иной начальный абзац: «Тот, кто не сидел верхом на кастрюлях, перевернутых стульях, детских кроватках и прочем домашнем скарбе, кое-как заброшенном в кузов грузовика, который мчится по зеленым бульварам с чирикающими воробьями, — тот никогда не чувствовал всей прелести переезда на новую квартиру».
Тут я оживился: не ахти как, но приемлемо, по-человечески. Это ведь ликующий полет в новую жизнь!.. А дальше у меня все пошло как по маслу: нашлось место и для вдохновенных цифр, и для слов благодарности строителям. А кончал я статью рассказом о доброй старинной примете — при вселении в новый дом впереди себя надо обязательно пустить кошку. Тогда будет счастье и уют.
И последний аккорд: «Жалко, конечно, но мы немножко должны огорчить читателя: в этом году для всех переезжающих явно не хватит кошек».
Редактор прочел мой опус и, пожевав губы, спросил:
— Долго думал?
— Сегодня целый день и три года!
— ???
— Этот материал мне знаком. Я три года ждал новую квартиру.
— Та-ак, понятненько…
И назовем статью — «Где достать кошку?»?!
…Одним словом, статья была заказана другому. На следующее утро я прочел в газете: «В этом году сотни семей справят новоселье в благоустроенных, новых квартирах…» И так далее.
То, к чему была так равнодушна его невеста, произвело на него впечатление, которое никак нельзя было предвидеть. Пресловутую квартиру, в которой самый воздух был сарафанный, Лужин посетил сразу после того, как добыл свой первый пункт, разделавшись с очень цепким венгром; партию, правда, прервали на сороковом ходу, но дальнейшее было Лужину совершенно ясно. Он вслух прочел безликому шоферу адрес на открытке («Приехали. Ждем вас вечером») и, незаметно преодолев туманное, случайное расстояние, осторожно попробовал вытянуть кольцо из львиной пасти. Звонок подействовал сразу: дверь бурно открылась. «Как, без пальто? Не впущу…»… «Опять в этой черной шляпище… Ну, что ж вы застыли? Вот сюда». Трость благополучно нырнула в вазоподобную штуку; бумажник, после второго совка, попал в нужный карман; шляпа повисла на крючке. «Вот и я, — сказал Лужин, — пфуф, пфуф». Она уже была далеко, в глубине прихожей; толкнула боком дверь, протянув по ней голую руку и весело исподлобья глядя на Лужина. А над дверью, сразу над косяком, била в глаза большая, яркая, масляными красками писанная картина. Лужин, обыкновенно не примечавший таких вещей, обратил на нее внимание, потому что электрический свет жирно ее обливал и краски поразили его, как солнечный удар. Баба в кумачовом платке до бровей ела яблоко, и ее черная тень на заборе ела яблоко побольше. «Баба», — вкусно сказал Лужин и рассмеялся: «Ну, входите, входите. Не распистоньте этот столик». Он вошел в гостиную и как-то весь обмяк от удовольствия, и его живот под бархатным жилетом, который он почему-то всегда носил во время турниров, трогательно вздрагивал от смеха.